ТЫНЯНОВ, ЮРИЙ НИКОЛАЕВИЧ (1894–1943), русский прозаик, литературовед, критик, переводчик. Родился 6 (18) октября 1894 в Режице Витебской губ. (ныне г.Резекне, Латвия) в семье врача. В 1904–1912 учился в Псковской гимназии, в 1912–1918 на историко-филологическом факультете Петербургского университета, где занимался в пушкинском семинаре С.А.Венгерова и по окончании был оставлен для продолжения научной работы. В 1918 вступил в общество по изучению поэтического языка (ОПОЯЗ), познакомился с В.Б.Шкловским и Б.М.Эйхенбаумом, вместе с которыми впоследствии создал так называемый «формальный метод», определивший развитие отечественного и мирового литературоведения в 20 в. С 1921 в течение десяти лет читал лекции в Институте истории искусств, до 1924 совмещал преподавание со службой в Коминтерне (переводчиком) и в Госиздате (корректором). См. также СЕМИОТИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ И НАПРАВЛЕНИЯ.
Первая опубликованная работа Тынянова – статья Достоевский и Гоголь (к теории пародии), написанная в 1919 и вышедшая в 1921 отдельным изданием в опоязовской серии Сборники по теории поэтического языка. В первой половине 1920-х годов Тынянов написал ряд работ о Пушкине (Архаисты и Пушкин, Пушкин и Тютчев, Мнимый Пушкин), где по-новому раскрыта историческая роль великого поэта, статьи о Ф.Тютчеве, Н.Некрасове, А.Блоке, В.Брюсове. В 1923 завершил свой главный теоретический труд – Проблема стиховой семантики, изданный в 1924 отдельной книгой под названием Проблема стихотворного языка, где исследованы принципиальные различия стиха и прозы, выявлена специфика «стихового слова». В статье Литературный факт (1924) предложен смелый ответ на вопрос «Что такое литература? («динамическая речевая конструкция»), показана диалектика взаимодействия «высоких» и «низких» жанров и стилей. В эти годы Тынянов выступал в периодике со статьями о современной литературе, создав такие непревзойденные шедевры критического искусства, как статьи Промежуток и Литературное сегодня (обе 1924).
В 1924 получил от издательства «Кубуч» заказ на популярную брошюру о В.К.Кюхельбекере. Взявшись за эту работу, Тынянов неожиданно за короткий срок написал роман Кюхля, положивший начало его писательской судьбе. Воскрешая для современников полузабытого поэта-декабриста, используя при этом обширный фактический материал, Тынянов достиг эмоциональной достоверности благодаря интуитивным догадкам. «Где кончается документ, там я начинаю», – так позднее определил он свой способ художественного проникновения в историю в статье для сборника Как мы пишем (1930).
В 1927 Тынянов закончил роман об А.С.Грибоедове Смерть Вазир-Мухтара – произведение, в котором художественные принципы автора, его взгляд на историю и современность отразились с наибольшей полнотой. В романе развернуто художественное сравнение «века нынешнего» с «веком минувшим», раскрыта вечная ситуация «горя от ума», в которую неизбежно попадает в России мыслящий человек. Власти видят в Грибоедове опасного вольнодумца, прогрессисты – благополучного дипломата в «позлащенном мундире». Эта драматическая ситуация, безусловно, проецировалась на судьбу самого Тынянова и его единомышленников: разочарование в революционных идеалах, распад опоязовского научного круга и невозможность дальнейшего продолжения коллективной научной работы в условиях идеологического контроля. В 1927 Тынянов писал Шкловскому: «Горе от ума у нас уже имеется. Смею это сказать о нас, о трех-четырех людях. Не хватает только кавычек, и в них все дело. Я, кажется, обойдусь без кавычек и поеду прямо в Персию».
Композиция и синтаксис Смерти Вазир-Мухтара отчетливо «кинематографичны»: здесь несомненную роль сыграла работа Тынянова как теоретика кино (ряд статей 1926–1927) и как киносценариста (сценарии фильма Шинель по Гоголю, фильма о декабристах С.В.Д., в соавторстве с Ю.Г.Оксманом). С кинематографом был связан и замысел рассказа Подпоручик Киже (1927), первоначально задуманного как сценарий немого кинофильма (экранизация рассказа осуществлена в 1934). Анекдотическая фабула гротескно разработана Тыняновым как универсальная модель служебной карьеры в условиях российского политического быта. Выражение «подпоручик Киже» стало крылатым.
Приобретя известность как прозаик, Тынянов продолжал теоретико-литературную работу. В статье О литературной эволюции (1927) наметил плодотворную методику изучения литературного и социального «рядов» в их взаимодействии. В 1928 выезжал в Германию для лечения, встречался в Праге с Р. О. Якобсоном, планируя с ним возобновление ОПОЯЗа, итогом разговора стали совместные тезисы Проблемы изучения литературы и языка. В 1929 вышел сборник статей Тынянова Архаисты и новаторы – результат его научной и критической работы за девять лет.
Важной частью многогранной творческой работы Тынянова был художественный перевод. В 1927 вышел сборник Гейне Сатиры, в 1932 его же поэма Германия. Зимняя сказка в переводах Тынянова. В этих книгах раскрылся несомненный поэтический талант Тынянова (явленный также в стихотворных экспромтах и эпиграммах, представленных, в частности, в рукописном альманахе Чукоккала).
Кульминацией трагических раздумий Тынянова о русской истории стала повесть Восковая персона (1931), посвященная петровской эпохе. Мотив всеобщего предательства и доносительства, развернутый автором на материале 18 в., имеет определенное отношение и к эпохе создания повести. В рассказе Малолетний Витушишников (1933), где действует Николай I, иронически заострен мотив случайности, лежащей в основе крупных политических событий.
В начале 1930-х годов Тынянов задумал большое художественное произведение о Пушкине, которое он сам определил как «эпос о рождении, развитии, гибели национального поэта». Первая часть романа Пушкин (Детство) была опубликована в 1935, вторая (Лицей) – в 1936–1937. Над третьей частью (Юность) Тынянов работал уже очень больным – сначала в Ленинграде, потом в эвакуации в Перми. Повествование о судьбе Пушкина доведено до 1820. По мнению Шкловского, работа «оборвалась, вероятно, на первой трети». Несмотря на незавершенность романа, он воспринимается как целостное произведение, являясь составной частью трилогии о Кюхельбекере, Грибоедове и Пушкине. Духовное формирование Пушкина изображено Тыняновым в широком контексте, в соотнесении с судьбами многих других исторических и литературных деятелей. В юном Пушкине автор подчеркивает жизнелюбие, страстность, пылкое творческое вдохновение. Пафос романа созвучен блоковской формуле «веселое имя – Пушкин», и его оптимистический настрой отнюдь не был уступкой «требованиям эпохи»: при рассказе о дальнейшей судьбе героя, по-видимому, было не миновать трагических тонов.
В эвакуации Тынянов написал два рассказа об Отечественной войне 1812 – Генерал Дорохов и Красная шапка. В 1943 был перевезен в Москву. Умер в Москве 20 декабря 1943.


ХХХХХХХХХХХХХ

Эта статья - из серии заметок Линор Горалик "Вторые роли". Герой ее - поручик Синюхаев из повести Юрия Тынянова "Подпоручик Киже".



Я спросила на пробу у пяти-шести человек: кто такой подпоручик Киже? Oтветили все; кто-то помнил сюжет, кто-то - только идею; все помнили, что речь шла об описке, породившей "виртуальную личность" - человека, которого на самом деле не существовало, который "жил" усилиями тех, кто манипулировал его иллюзорной жизнью: сослал в Сибирь, вернул, женил, производил в чинах, похоронил, наконец, в красивом гробу, сопровождаемом вдовой и сыном, с воинскими почести.


Из тех же пяти человек ни один не смог сказать мне, кто такой поручик Синюхаев; предложение вспомнить, не было ли в том же рассказе других мертвых душ, не помогало.


С "поручиком Синюхаевым" как с элементом текста произошло то же, что произошло с самим героем повествования: будучи живым и полноценным, он оказался вычеркнутым из восприятия, потерянным - мертвым.


Вот она, сила заглавия; возможно, эту парочку - подпоручика Киже и поручика Синюхаева - надо приводить в пример студентам курса стилистики, поясняя, как название текста акцентирует и заостряет внимание читателя на определенных деталях. В самом деле, каждый раз, когда перечитываешь рассказ заново после нескольких лет разлуки, невольно удивляешься: почему не запомнил? Ведь в рассказе существуют две совершенно полноценные линии, противопоставленные одна другой с некоторой даже игровой нарочитостью, подчеркивающие и дополняющие одна другую...


Вот есть Киже, которого нет: канцелярской ошибкой он вызван к жизни, адъютант Его Величества ловко списывает на несуществующего Киже выходку, в которой он не может найти виновного; царь собственноручно подписывает приказ об отправке несчастного в Сибирь. Так начинается существование невидимого миру голема, "под языком" у которого вместо магического "шема" лежит испорченный молоденьким писарем полковой приказ.


И вот нет Синюхаева, который есть: в том же самом приказе, в результате такой же канцелярской ошибки он из жизни вычеркнут. Он сам больше не считает себя живым, полк перестает его замечать, в комнату его вселяется "юнкерской школы при сенате аудитор", - так заканчивается жизнь всеми видимого, слышимого, осязаемого, но не воспринимаемого живого человека. На руках у него - форменные перчатки,которые он очень бережет: "Потерять перчатки - к бесчестию"... Однако помогают они ему мало.


Между тем происшествие с Синюхаевым отражает, на мой взгляд, нравы павловской эпохи гораздо четче, нежели нелепая история с Киже. В последнем случае речь идет о том, как сила царского слова заставляет людей принять в свое общество человека несуществующего, обращаться с ним, как с реальным лицом. Ничего противного человеческой натуре тут нет; наша жизнь наполнена присутствием тех, кого мы никогда не видели и о ком знаем только с чужих слов, - от знаменитых писателей, чье мнение влияет на нас, до дальних родственников, с чьим мнением мы считаемся. Гораздо кошмарнее и противоестественнее случай с Синюхаевым, когда царское слово заставляет людей исключить из своего общества реального человека. Полк Синюхаева проделывает положенные "фигуры"на плацу, как бы не замечая стоящего в неподвижности поручика; командир не решается его отругать; денщик Синюхаева смотрит сквозь него и в тот же вечер, на глазах у прежнего хозяина, начинает служить вселившемуся в квартиру поручика аудитору. Аудитор же и разъясняет поручику, сидя на собственной поручиковой кровати, что Синюхаев теперь мертв, а потому ему тут не место, и не будет ли он любезен отдать свой мундир, а взамен взять старый и негодный. Даже отец Синюхаева - лекарь - не решается противоречить,а кладет сына в госпиталь с диагнозом "случайная смерть"! Здесь дается очень четкое, очень характерное представление о манерах курносого государя: Павел был показушен и поверхностен, как девица на выданье, и при этом въедлив, мстителен и беспощаден, как старая теща. За его спиной могло происходить совершенно что угодно: несуществующий генерал мог командовать полками, несуществующий арестант - бит плетьми, несуществующий соратник - приближен к трону; то, чего не видело Павлово око, Павлов мозг не разумел.Но уж если немилостивый взор императора обращался к тому или иному человеку, то человеку этому не было спуску, а немилости - конца: живой человек мог подавать ему собственноручно подписанное прошение - но единожды названный мертвым, человек этот должен был считаться мертвым; собственных ошибок Павел никогда не признавал.

На всем протяжении рассказа пути Синюхаева и Киже не пересекаются ни разу - путям живых незачем пересекаться с путями мертвых. Но при этом судьбы двух однополчан развиваются весьма симметрично, хоть и в диаметрально противоположных направлениях.


Киже был подпоручиком, потом стал поручиком, капитаном, полковником, наконец, царской милостию генералом; все это, естественно, в четыре с небольшим года царствования Павла Петровича. Синюхаев начал поручиком, потом стал покойником, выключенным из списков, бездомным, бродягой, городским сумасшедшим; все это, конечно, в те же четыре года.


Судьба Киже все время определялась Его Величеством - то прямо, то косвенно: ради царя Киже породили, царь его наказывал,миловал, производил в чины - и, под конец, когда царь потребовал Киже к себе, достойного генерала пришлось "убить". Судьба Синюхаева тоже решалась царем: ошибку о его смерти писарь не стал исправлять, чтобы не опоздать к царю с докладом, сила царского приказа заставила поручика поверить, что он и вправду умер, прошение о восстановлении в списках, поданное отцом Синюхаева, было лично царем отвергнуто с обидными для Аракчеева комментариями, а раздосадованный Аракчеев велел немедля гнать умершего поручика из родного города.


Киже никто никогда не видел, но все уважали: он был любовником Сандуновой, был ранен на маневрах под Красным, а отца его, француза, обезглавила чернь в Тулоне. Синюхаева видели все и постоянно - он шатался по городу целыми днями, наматывая круг за кругом развинченной офицерской походкой; однако все его терпеть не могли: его гоняли лавочники, дразнили мальчишки, а калачницы считали, что он приносит несчастье.


Все выглядит ладно и цельно. Одна только мысль мучает меня: ведь в самом начале интриги царский адъютант, прочти он внимательнее тот самый роковой приказ, мог свалить вину за крик "Караул!" под дворцовым окном не на несуществующего, как он знал, Киже, а на умершего Синюхаева. И никакого Киже бы не было. А вот в "жизни после смерти" поручика Синюхаева ничего бы не изменилось. И именно эта - единственная во всем рассказе - ассиметрия является по-настоящему жуткой.