Выдержки из интервью по поводу получения престижной литературной премии нового букеровского лауреата России - известного украинского писателя Михаила Елизарова

В конце 2008 года в столичном отеле "Золотое кольцо" в 17-й раз был вручен "Русский Букер" - одна из самых известных литературных премий постсоветского времени.

Лауреатом стал 35-летний Михаил Елизаров с романом-фантасмагорией "Библиотекарь" (роман был номинирован от провинциальной библиотеки). Скандально известный новичок - украинец по паспорту, кстати, в борьбе за премию лихо обошел маститых русских писателей Дмитрия Липскерова ("Белая горячка"), Владимира Орлова ("Камергерский переулок") и еще 20 литераторов.

- Это книга о гибели советских читателей, которые вечно горят в пламени литературы соцреализма, - считает председатель жюри, критик Евгений Сидоров. - Роман диковатый, но "Русский Букер" не сторонится альтернативной литературы. Консерватизм хорош в меру. Все решает не приверженность автора к определенному направлению или стилю, а уровень его дарования и, разумеется, проникновения в глубину души и сознания.

С ним согласились актриса Евгения Симонова, прозаик Леонид Юзефович, другие члены жюри. Соглашусь с ними и я - первой книгой произведений Елизарова "Ногти" вот уже несколько лет после ее издания зачитываются все мои знакомые, которым я ее искренне рекомендую. Кстати, уже многие из первых рассказов Елизарова производили то самое вышеназванное "диковатое" впечатление, некоторые другие были как будто скалькированы с произведений Сорокина, третьи Елизаров талантливо "разверчивал" из строфы известных стиха или песни. В общем, имя Елизарова зацепило меня еще в 2001 году, творчество заинтересовало, следующая книга - роман "Pasternak", показалась менее занятной, но более заумной. Тем интереснее признание Елизарова литературным сообществом России одним из лучших. Тем отчетливее для меня необходимость ознакомить читающую публику с выдержками из нескольких интервью лауреата "Русского букера".

...Высокий, накачанный, Михаил Елизаров похож скорее на инструктора по фитнесу, чем на серьезного писателя, чья книга выиграла престижнейший "Русский Букер".

- Господин Елизаров...

- Господа - в Париже. Обращайтесь ко мне "товарищ".

- Хорошо. Товарищ Елизаров, у вас есть какое-то предположение, почему именно ваш роман выбран столь авторитетным жюри?

- Как пути Господни неисповедимы, так для меня и это решение жюри. Я просто рад, что из пяти моих книг именно "Библиотекарь" получил столь высокую оценку. Лирического героя романа Алексея Вяземского я писал с себя. Как и он, я оказался в такой странной ситуации, когда у тебя из-под ног вышибли родину, и ты вроде бы ходишь по тем же улицам - я говорю о моем родном Харькове, - а это уже чужая страна и чужая культура. Почему все налилось поганым жовто-блакитным кольором и моя великая советская родина на глазах превратилась в жалкое подобие какой-нибудь третьесортной страны Запада? Для меня это была шоковая ситуация. Когда я начал в этом копаться, то попытался найти зацепки, как можно вернуть прежние связи, восстановить. И вот у меня в романе появились книги полузабытого писателя сталинской эпохи Громова...

Читая старые советские книги, найденные на свалке, как, например, повесть Павла Нилина "Жестокость", я для себя открыл, какого потрясающего качества были эти тексты. И вот роман "Библиотекарь" - это моя попытка привлечь внимание, вернуть этот пласт культуры, чтобы он не был окончательно потерян. Я уверен, что советская литература еще возьмет реванш. Лучшие тексты 30-40-50-х вернутся и станут вровень с современными бестселлерами.

- Если в двух слова - каков сюжет "Библиотекаря"?

- После смерти советского писателя Громова осталось 7 книг, на время забытых, но на рубеже тысячелетий оказалось, что при прочтении этих фолиантов открывался второй мистический план, они дарили определенные душевные состояния. И за эти книги началась борьба, появились сектантские группировки "читальни" и "библиотеки", которые воевали между собой. Главный герой Алексей Вяземский получает по наследству почетную должность "библиотекаря". И он оказывается ответственен за жизни 17 членов своей секты, которые гораздо лучше его душой. Им есть за что умирать. Это сюжет. А идея - возвращение родины, служение своей стране. Меня всегда интересовала ситуация человека на фронте. Когда заурядный бухгалтер вдруг оказывается отличным бойцом, а спортсмен-перворазрядник - трусливым дезертиром.

- Когда писали "Библиотекаря", то часто заглядывали в библиотеку?

- Я не люблю пользоваться источниками. Мне проще все выдумать. Замысел романа пришел в Германии, когда я жил в деревне под Мюнстером. Рядом была бойня, где три раза в неделю забивали свиней. И на это время деревня погружалась в чудовищный смрад мяса и крови. В один из таких зловонных наплывов я бросился закрывать окно, а потом сел и тут же написал первую главу. Потом продолжил работу в Австрии, где 4 месяца жил в монастыре у францисканцев. А заканчивал уже в Берлине. Писалось легко. Сюжет развивался, как вода льется из кувшина. Как только все вылилось, книга и закончилась. И я многое понял в себе. Как только дописал текст, то сразу же вернулся в Россию - на родину.

- А на какие средства вы жили в Германии?

- Моя первая книга "Ногти" была переведена на немецкий, ее заметили на Франкфуртской книжной ярмарке и стали мне давать гранты, за счет которых я и жил, когда писал. Книга имел успех, тиражи распродали. Но, оказалось, что издатели неверно ее позиционировали. Там речь шла (в заглавной повести сборника - прим. Василия Буслаева) о детях из интерната для слабоумных. И немецким читателям ее продавали как обличение ужасов советской психиатрии, а сказочность сюжета игнорировалась. Когда я им объяснил, о чем книга, то гранты тут же прекратились. Тогда я в качестве оператора и режиссера снимал документальное кино и то, что называют ньюс. Это когда вскидываешь камеру на плечо и бежишь снимать новостные сюжеты. А по первой специальности я преподаватель-филолог.

- И где преподавали?

- После университета я полгода проработал в харьковской вечерней школе, где в 11-х классах читал русский язык и литературу. Контингент учеников там, конечно, был специфический. Но мне было интересно. Потом власти стали душить все русское. Мой предмет аннулировали: язык сделали факультативом, как кружок "Умелые руки", а литературу сократили и слили с зарубежной.

Я люблю все украинское. Родился в Ивано-Франковске, где в то время половина города говорила по-русски. Потом семья переехала в Харьков. При Советском Союзе на Украине позволяли существовать миру русской культуры. Атмосфера вражды и русофобии, что там нынче насаждается, ведет страну к культурной катастрофе. Украинские власти не ведают, что творят, поскольку сами марионетки, зависящие от Америки. Я не знаю, что делать. Похоже, ситуацию на Украине не хочет менять никто. Вот я и уехал в Россию, которая стала моей второй родиной. Хотя паспорт у меня до сих пор украинский.

- На что потратите премиальные 20 тысяч долларов?

- Для меня, как человека православного, есть понятие церковная десятина. Вот 2 тысячи долларов я пожертвую или на церковь, или отдам детскому дому. Насчет остальных денег я в своих фантазиях не ушел дальше рекламного Лени Голубкова: "куплю жене сапоги". То есть потрачу на бытовые нужды.

- Вы верующий с детства?

- В детстве я был правоверным советским атеистом, пионером. Правда, обошлось без комсомола. Православие пришло позже. Оно было своеобразным оплотом против того, что со всеми нами происходило с развалом СССР. А потом это стало частью жизни. Не могу утверждать, что я по-настоящему воцерковленный, но я с теми, кто создает русскую ментальность.

- Вы полагаете, что для нынешнего общества нет ничего более достойного, чем романтика недостроенного коммунизма?

- А на что еще опереться? Все остальное шатко. Но моя книга "Библиотекарь" не о зигзагах общественного строя, а совсем о другом. Это попытка собрать в душе собственный мир и снова обрести почву под ногами. Боюсь, что я могу предстать неким Мюнхгаузеном, вытаскивающим себя за волосы из болота. Но почему бы и нет? Ведь упрямый барон себя вытащил.

- Каким вы себя видите в контексте литературного пространства?

- Я, конечно, выдумываю. Но при этом все люди, которыми я наполняю свой текст, несомненно, существуют - они вполне реальны, они живы для меня. Когда я описываю провинцию, то можно предположить, что подобные люди живут, существуют, также ищут смысл. Блоговая литература, самописание сродни походу к психоаналитику - лёг на кушетку, о себе рассказал, вроде ему стало легче. Но мне это неинтересно. По-моему, человек должен быть сдержанным, не должен об этом говорить. Сказка, история - совсем иное. Это не значит, что можно и нужно оторваться от собственного опыта или не учитывать какие-то иные тексты. В конечном счёте все написанное автором свидетельствует о нём. По сути, своей человек слеплен из теста, без лица, без речи. И он ищет, чем себя наполнить - чьей речью; какое лицо, чью маску он наденет. Как в христианстве, человек не смертен и не бессмертен - он может себя к чему-то прислонить. Путь человека - это поиск и обретение себя через присягу неким ценностным системам.

- Что дал опыт проживания за границей, в Германии? Тема интересная и обширная - русский писатель за рубежом.

- Среда уехавших - это всегда среда унылая. Есть успешные единицы, но их успех основан на том, что в той или иной степени все торгуют своей страной. Плохая Россия продаётся хорошо, хорошая - не продаётся никак. И чем слабее Россия, тем меньше респекта для русской литературы. У нас есть иллюзия: несмотря ни на что, Достоевский всегда останется. Нет, не останется. Нет России - не будет Достоевского. Чем больше у России танков и ракет, тем больше на Западе респект Достоевскому.

Например, получение Нобелевской премии русским писателем сегодня невозможно. Либо он уже совсем предаст Россию. Если же появится кто-то уровня Шолохова и напишет произведение сродни "Тихому Дону", то всё равно не получит Нобеля. Пусть этот самый Нобель и триста лет не нужен. Елинек, Памук и тому подобные лауреаты - это политический выбор. Хотим мы или не хотим - литература вплетена в политический контекст. Либо - весёлая этнография, куколки, шаманчики, бусы - всё это на Западе хорошо продаётся; либо - мощь страны. Когда за автором фактически стоит вся страна. Это, может быть, неприятная истина, далёкая от культурологии, но не замечать её невозможно.

Сегодня очевиден гигантский масштаб давления, идущий на Россию. Информация подаётся крайне тенденциозно. В Европе свобода слова определена рамками свободы слова. Всё, что выходит за рамки, - запрещено. Один раз скажешь что-то не то - тебя больше в медийном пространстве не будет. Там можно бесстрашно бороться с ксенофобией, защищать права меньшинств. Можно оплакивать чеченцев, писать про "кровавый путинский режим".

Почему за Западе не убивают журналистов? Ни один журналист не может приблизиться к той информации, которая будет опасна. А если он на эту информацию выйдет, то ему негде будет её публиковать. Этого не допустят заоблачные и невидимые "советы директоров". В Европе всё, что снаружи, - легально. Внутренний механизм - навсегда и тотально закрыт. Нет никакой демократии - это элитократия. Есть правящая элита, которая отстёгивает необходимые блага остальным. В рамках этого всё спокойно существует. Каким образом реально происходят процессы принятия решений, известно только посвящённым. Телевизионные персонажи - бундесканцлеры, президенты - очевидно декоративны. Кто реально рулит - Круппы, Боши - неведомо.

- Как получилось отправиться по маршруту: Харьков-Германия-Москва?

- Мне очень не нравится, когда про меня пишут - иммигрант, гражданин Германии. У меня украинский паспорт. Так получилось, что на родине стало совсем неинтересно жить. Когда даже в русском Харькове начинается бандеровская беспредельщина. Висят доски УПА. Сбей - получишь несколько месяцев тюрьмы; постоянно муссируется тема голодомора; русское телевидение задавили. Понятно, когда такое происходит в Ивано-Франковске - это город моего детства - но это западная Украина. Тамошняя тотальная бандеровщина хоть как-то объяснима. Почему подобное происходит в Харькове... И большинство моих ровесников, из тех, что не встроились в новую систему, - поражено полным равнодушием к происходящему: "а что - жить можно, а я украинский знаю". Я тоже знаю украинский - но не хочу спокойно находиться в ситуации, которую не принимаю.

- Но, наверное, существовал другой путь - переехать в Киев, войти в тамошние среды, пойти в "европейцы"?

- В украинских европейцев играть довольно бессмысленно. С Киевом ситуация довольно плачевная - это почти такой же Ивано-Франковск и Львов. Город красивый, но мы же прёмся не от стен. Я не могу любить стены, если ни внутри, ни снаружи всё мне чуждо, нет воздуха.

С Россией другая штука. Я бы сюда ещё несколько лет назад приехал, а не в Германию. Но Россия устроила реальную засаду. Закончив филологический факультет Харьковского университета, приехал поступать сюда - а для меня образование платное, я гражданин другой страны. Подал на гражданство - ну, жди шесть лет. Зачем такие препоны? По большому счёту Россия "слила" Украину. Геополитика России - это бизнес-интересы олигархов. Нефть оказалась дороже миллионов соотечественников. Ведь если бы Россия пришла на юго-восток (Украины, где живет русскоязычное население - прим. Василия Буслаева), то там тут же повыбрасывали все эти жовто-блакитные флаги. Кто-то бы побухтел, но все бы потихоньку обрадовались. Такой политикой Россия отсекает от себя двадцать миллионов русских. И в России, я замечаю, идёт периодическое нагнетание: "Украина - это другое государство", "Украина не нужна", "Крым не нужен".

Жаль. Двадцать миллионов русских - это много. При нынешней демографической ситуации такой масштаб не просто восполнить, где-то в другом месте найти.

Насчёт "европейскости" и в целом прозападного вектора Украины. Такое ощущение, что стоит какой-то электронный прибор с надписью "Made in USA" и дает подобные импульсы политикам и наблюдателям. Народу всё равно. Есть, конечно, пассионарная активная часть Западной Украины. Но там так было всегда. Это достаточно сложный этнос с униженным европейским менталитетом и тяжёлыми славянскими комплексами. В той же Австро-Венгрии они были на самом незавидном положении, в придавленном состоянии. Им дали возможность руководить, что-то решать. Но эффект "петушиной" зоны всегда более страшен, чем сама зона. Когда униженный человек начинает мстить... Когда идет компенсация своих комплексов, а не внешняя политика, экономика.

Юго-Восток - тихий, вялый, ему уже ничего не интересно. То, что было активно, - сегодня реактивно спивается. В Харькове делали начинку для "Бурана". Отец моего школьного друга был в этом проекте одним из главных электронщиков. Когда центр хлопнули - человек сгорел за два года: чинил телевизоры, пил, потом умер. А чем жить? Пассионарная часть населения самоотверженно бухает. Могли бы так же самоотверженно работать.

- Некоторые воспринимают советское в качестве кислородной подушки, обращение к которой даёт силы для проживания нынешней жизни. Или же советский опыт можно использовать в качестве некоего источника, работа с котором перспективна?

- Естественно, я обращаюсь ко второму. Ностальгия - штука непродуктивная. Это тоска по прошлому, за которое не стоит цепляться, ибо назад вернуться невозможно. Советский опыт - это опыт цельности. Именно это нужно перетаскивать сюда, к нам. Метафизический Советский Союз был фантастически цельной страной. Совершенной страной. Трагедия, что это не воплотилось. В первую очередь из-за омерзительных элит. В конце концов, именно высшая каста жрецов империи её же и продала.

Душа у СССР была прекрасна, тело - несовершенно. По задумкам - просто рай на земле. Эту интеллектуальную абстракцию нужно было перетянуть на землю. Воплощать её нужно было через элиты, через технологии, через какие-то магические штуки. Не получилось, потому что оказался плохой проводник, элита и предала страну. Но абстракция была и действовала! В детстве я верил, что живу в самой лучшей стране. Если верил, значит, машина работала и существовала.

Может быть, десяткам тысяч людей за последние годы стало жить лучше, веселее. Но двустам миллионам точно стало хуже. Да, государство было не лучшим, с очень большими проблемами. Но сейчас этих проблем всё равно больше. А новые, нынешние блага не стоят тех, которые были в том государстве. Повторюсь - в будущее нужно тащить ту метафизику цельности, ту идею. Ведь лучше идеи, чем всеобщее равенство и братство, никто не может придумать.

- Возможно, здесь работает момент "мёртвой воды", куда нас погрузили в 90-е...

- Если следовать сказкам, то благодаря мёртвой воде всё срастается, а живая оживляет. Пока что-то не срастается ни черта. Если только таким образом воспринимать историю с Чечнёй. Чечня хотела отвалиться, мы полили мёртвой водой и она опять приросла. Сейчас бы ещё живой полить, чтобы они перестали чеченцами быть, а стали русскими. Потому что диаспора - это раковая опухоль. Это вызревает и становится через годы нарывом, конфликтом. Европа это всё уже поняла. В СССР, по-моему, была статья за то, что человек болен сифилисом, но никого не предупреждает. Вот Европа - это такой гнусный сифилитик, который знает, что болен, но всем даёт пить из своей чашки. В России нужна огромная работа, чтобы все стали русскими. Иначе цельности не будет.

...Все страны погружены в тотальные конфликты, раздираются противоречиями... Если люди не будут здесь ощущать себя русскими, не будет цельности. В Европе тоже этого хотели, но не сумели правильно захотеть. В итоге все эти анклавы, диаспоры. Был недавно в Австрии, там местные мусульмане в горах Тироля отгрохали минарет. Выбили, имеют право. Всё, ребята, проворонили момент. Ходили в шапках с перьями, пели иодлем - теперь слушайте муэдзина в своих горах Тироля. Не сделали из них австрийцев, решили играть в демократию - получайте.

Гнать никого нельзя, унижать нельзя. Но хочешь жить здесь - будь русским. Не хочешь, тогда лучше не надо, ибо будут проблемы. Пестрота не нужна и невозможна. Момент, когда это было возможно, когда из этого можно было вырулить, проскочили. Мы сегодня в состоянии, сродни временам Ивана Грозного, когда из московитов, пермяков, новгородцев возникала единая страна.

- В ваших текстах очень большое место занимает насилие. В "Библиотекаре" оно порой просто оглушает.

- Так вся жизнь - "мочилово". Мы погружены в него. В чернуху я не играю. Но то, что многие фундаментальные вещи нашей жизни происходят через войну - факт. Россия привычна к войне. И человек, который не был солдатом, по случаю солдатом становится. В "Библиотекаре" живут люди, которые в целом неагрессивны. Единственное, что их поддерживает это некий смысл. Как только это пытаются забрать - начинается война.

Резкость описания зависит от того, как я это увидел. Однажды на моих глазах человек попал под трамвай. Говоря об этом, я не могу ограничиться сухой констатацией. Очень сильное, страшное впечатление. И если я это буду описывать, то сделаю так, как увидел. А сцены своих книг я увидел именно так, я их пережил.

Сегодня на всем нашем пространстве порой вылезает чёрная, пассионарная "хтонь". Люди совершают невообразимые по жестокости поступки. Это просто значит, что они нашли другой смысл. Им не попалась книга "моего" Громова или Евангелие. Но своя книга им нужна, они её ищут и рано или поздно найдут. И не приведи Господи, если это будет нечто чудовищное.

- Не может ли именно литература стать той самой чаемой живой водой?

- Мне бы хотелось этого. Я не ёрничал, когда в "Библиотекаре" увидел тексты неведомого советского писателя. Я верил в магию этих книг. Даже если эти тексты не очень хороши, в них, может быть, лежит какая-то иная суть. "Как закалялась сталь" была магической книгой, она реально работала. И многие другие книги работали. Я хотел бы создать такую книгу, но это во многом не зависит только от моего желания.

В жизни можно многое обстебать, но существуют барьеры, через которые невозможно перешагнуть. Если человек очень хочет сказать, пусть скажет. В конечном счёте, он сам себя накажет. Вот пример этого прекрасного механизма. В Берлине я случайно познакомился с Тер-Оганьяном, известным в России своей акцией по рубке икон. И страна его выплюнула, отторгла. Там он - никто, пустышка, болтается по Европе, злобствует, истекает желчью. Тер-Оганьян сам себя выкинул из России. Думаю, его здесь никто особенно и не трогал бы. Он боится приехать, якобы его здесь посадят. А кому он нужен? Причём чем в таких ситуациях хороша Россия? Приехал бы и сказал: "Простите, мужики. Виноват, бес попутал. Заигрался, не хотел обидеть". Всё, проехали - сиди себе, занимайся своим акционизмом! И чуркой никто называть не будет, если не будешь вести себя как чурка. Не злые люди в России, не злопамятные...


Василий Буслаев
Новости Владивостока