Вытеснит ли компьютер книгу, что такое русская воля, почему билет в Третьяковку стоит дороже, чем в Русский музей, – на эти и многие другие вопросы ответил гость нашей «Беседки», директор Ярославской областной библиотеки им. Некрасова Дмитрий Полознев.

– Дмитрий Федорович, не могу не задать вам, как директору библиотеки, вопрос: что происходит с Россией, которая еще не так давно была самой читающей страной в мире?

– Действительно, социологи по результатам своих исследований отмечают, что россияне сегодня читают гораздо меньше. Правда, я, работая в библиотеке, этого не замечаю, потому что мы-то как раз и видим ее, читающую публику. Однако некоторые негативные моменты прослеживаются – например, сегодня многие студенты приходят не читать, а копировать тексты. Потом «монтируют» из этих отрывков, компиляций якобы «свои» научные работы – дипломные, курсовые, при этом совершенно не вчитываясь в то, что получилось. Согласитесь, когда человек читает и сам пишет – это несколько иная механика.

– А вы не боитесь, что скоро студенты в библиотеку и вовсе ходить не будут, ведь практически любую литературу, в том числе и учебную, можно скачать из интернета?

– Я уверен, что противопоставление книга–компьютер ложное и химерическое. Ведь когда появилась печатная книга, это тоже было воспринято как культурный шок. Рукописная книга рождалась в ходе сакрального действа, ее писали монахи, от руки, при свечах, это был огромный труд и подвиг. А с появлением печатной книги это сакральное стало профанным. Так и здесь – идет изменение технологий, и противопоставления слову печатному и электронному не нужно.

– Но читают-то меньше! Например, я слышала, что сейчас выпускается пособие для школьников, где «Война и мир» вкратце пересказана на сотне страниц, чтобы бедные дети не утруждали себя Толстым.

– Ужас, конечно, но, может, хоть в таком варианте прочитают… На смену книжной культуре, культуре чтения приходит текст мультимедийный. Это так называемое клиповое сознание – мы идем по улице, и взгляд через каждую секунду натыкается на рекламные плакаты, экраны, билборды, информационная среда разорванная, дерганная, мозаичная. Во многом поэтому молодежь и не воспринимает большие тексты. Я вот представитель иного поколения, но тоже с большим трудом читаю авторов XIX века – Салтыкова-Щедрина или Достоевского, и если делаю это, то в отпуске или в выходной, когда точно знаю, что у меня есть время, никто не прервет телефонными звонками или электронным письмом.
Понимаете, когда говорят про чтение, я смотрю и понимаю, что читать нечего. Даже мне, директору библиотеки, очень трудно выбрать себе чтение в этом море книг и журналов. Наши отечественные авторы за малым исключением пишут суконным языком. Читать нечего, барахла очень много, много мусора. Я даже не знал, что такое бывает, – однажды мне приятельница в дорогу дала какой-то детектив в мягкой обложке: мол, в поезде время скоротаешь. Я начал читать и ужаснулся – так книжки не делают! Но тот же Акунин – тоже коммерческий проект, но при этом богатство сюжета, интрига, интересный язык.

– То есть нашей литературе не хватает ярких, интересных авторов?

– Мы переживаем время массовой культуры. Ваша же журналистская шутка: событие – это не там, где был миллион человек, а там, где было три камеры. Снижаются высокие критерии, теряются образцы. Раньше привилегированные классы предъявляли обществу высокие образцы искусства – и общество к этим образцам тянулось. Дворянская культура в России и культура крепостного крестьянства – это разные вещи. А сейчас, в XX – XXI веках, эти сословные границы разрушены, и никакой господствующий класс не может навязывать свои образцы. Сейчас есть три уровня культурных политик – харизматический, когда обществу действительно предъявляются высокие образцы, – Большой театр, Третьяковская галерея. Второй уровень – политика доступности, европейская социал-демократическая традиция, согласно которой культурные ценности должны быть доступны всем, независимо от имущественного, социального положения. Это демонстрируют Германия, Франция, Голландия. И третий уровень – политика самовыражения, то, что мы сейчас и переживаем. Каждый имеет право на высказывание, но никто не обязан тебя выслушивать. Это сетевая культура, ее инструментом являются компьютер и интернет, ты можешь написать любой текст и выложить его в сети, твоей аудиторией становится все человечество.

– Сейчас очень много говорят о введении цензуры во всемирной паутине. Вы как к этому относитесь?

– Цензура бессмысленна – сейчас идет такой громадный поток информации, на каждого автора нужно по цензору, а эти авторы плодятся. А потом, запретами ничего хорошего не добьешься. Вот было советское время – все состояло из запретов. Что на них выросло? Ну, такая глыба, как Солженицын, правда, выросла она где-то там, за границей. Ушли запреты – и Солженицын как-то уменьшился, забылся, появилось много других авторов, появилась возможность выбора.

– Ну, а вы сами эту свободу выбора ощущаете?

– Свободный человек – он свободный внутри, внешние вещи, конечно, существенны, но не определяющи. Это очень личный вопрос. Я считаю, что обременен всякими комплексами, которые не дают мне быть внутренне свободным человеком. А с точки зрения политического режима – да, мне не нравится, что сегодня авторитарные тенденции проявляются сильнее, чем либеральные. Пока еще общество подбирает остатки свободы, которые завоевало в 90-е годы. Интеллигенция по этому поводу скорбит, сетует, пишет всякие статьи, но умные-то люди понимают, что это объективные вещи, русская история – она как маятник, который качается от одной крайности в другую. То было время полных запретов, то отвязной свободы. Мало кто задумывается, но в русском языке есть такое слово – воля. А ведь оно имеет два смысла – свобода безудержная, не имеющая никаких ограничителей, и необычайная концентрация энергии. И все это в одном слове. Вот это весь русский характер, как с ним совладать?

– В одном из недавних интервью мой собеседник сказал, что мы, русские, по складу характера все больше напоминаем американцев. Вы с этим согласны?

– Я видел русских в Америке, вот они и впрямь уже американцы, хоть и говорят по-русски. Среда их отформатировала, а у нас, мне кажется, в ближайшие двести-триста лет этого не произойдет. Интересно, что китайская цивилизация существует 6000 лет, и за все время китайцы не растворяются в других народах. Они уезжают, допустим, в Америку или в Россию и живут компактными группами, при этом везде сохраняя свою культуру, свои традиции. Они не станут ни русскими, ни американцами. А когда русские уезжают в Америку или в Европу – они там растворяются. Есть в китайцах что-то такое, какая-то структура, стержень, который не дает чуждой среде их поглотить, переработать.

– Дмитрий Федорович, вот сейчас цены растут, мы оплачиваем все услуги, независимо от уровня доходов. А библиотека не превратится в коммерческую структуру?

– Есть две совершенно равноценные для жизни человека и общества сферы – предпринимательство, где создаются материальные блага, и социальная сфера, которая обеспечивает комфортное существование человека вне зависимости от его материального достатка. Это медицина, образование, библиотеки. Но у нас раз рынок – так гоним туда палками всех подряд. Вот у меня на столе лежит книга «Экономика символического обмена». Автор ставит вопрос: почему в Третьяковской галерее билет стоит 100 рублей, а в Русском музее, к примеру, 80? Там, что, на 20 рублей картины хуже? Неизмеряемы эти вещи!
Вот книга. Издатель заинтересован в том, чтобы получить прибыль, и если книга попадает в библиотеку и выдается бесплатно, издатель несет убытки. Как он должен смотреть на библиотеку? А теперь возьмем интересы общества. Люди заинтересованы в том, чтобы книга была в библиотеке, чтобы всегда можно было прийти и прочитать ее, независимо от того, есть у тебя 100 рублей в кармане или нет. В данном случае интерес предпринимателя и интерес общества расходятся. И такие институты, как библиотеки, музеи, они эти интересы уравновешивают, вот и все.

– Но многие книги я в библиотеке найти не могу, их просто нет.

– Надо нормально финансировать учреждения культуры. Однажды мы с коллегами – директорами библиотек области – сели и посчитали, сколько нужно единовременно купить книг во все библиотеки Ярославской области, включая школьные, вузовские. С большим запасом считали, и получилось 75 миллионов рублей. Много это или мало для Ярославского бюджета? Как раз накануне я услышал в новостях: областная Дума приняла решение о единовременном выделении 25 миллионов рублей для закупки ГСМ для села. Но вот это топливо сгорело в течение посевной или уборочной, а книги остались. Для нашей библиотеки нужно от 3 до 5 миллионов рублей в год на комплектование фондов, мы получаем миллион. Вот пожалуйста – значит, ровно на столько ярославцы и недополучают книг. Если бы я был начальником, я бы деньги делил по-другому, но как говорится, бодливой козе…

– А вы сами по советскому времени не скучаете?

– Есть старый хороший анекдот. Дедушку спрашивают: когда было жить лучше – при Сталине, при Хрущеве или при Брежневе? Он отвечает: конечно, при Сталине. Да как же так, ведь репрессии, голод, коллективизация? А он отвечает: девки были моложе. Каждое поколение живет в своем времени и ценит это время. Сегодня мы в этом времени живем, многое мне нравится, многое не нравится. Мы были в большей степени коллективисты, детский сад, пионерия, комсомол воспитывали нас – не дай бог свое мнение иметь. А сейчас я вижу нарастание индивидуализма, причем в это слово я не вкладываю никаких оценочных суждений. Просто человек становится более самостоятельным, независимым в своих суждениях, в поведении. Коллективные формы работы этим людям не очень понятны и привычны.

– Но Россия всегда жила общиной, где сосед знал соседа и был готов прийти на помощь.

– Я работал в Карабихе директором музея-усадьбы Некрасова. Там за последние двести лет ничего не изменилось, все общинные традиции сохранились. Ни один забулдыга не оставался без помощи в последние минуты своей жизни. Город же диктует совсем другие модели поведения. Вот мы живем в девятиэтажке, а разве знаем своих соседей хотя бы по лестничной клетке? Какие у нас с ними общие интересы? Вот сейчас ТСЖ начали создаваться – может, будет какая-то общественная жизнь, начнут вырабатываться у людей общие интересы. Новое время – новые проблемы.

Ольга ДЕМИДОВА