В последние годы своей жизни Гроссман почти не печатался. Его роман о Сталинградской битве "За правое дело" подвергся разгромной партийной критике, а рукописи "Жизни и судьбы" (Гроссман писал книгу 10 лет - с 1950-го по 1960-й) и повести "Всё течет" и вовсе конфискованы КГБ. Неудачи преследовали писателя даже после смерти - всем известна история снятого по рассказу "В городе Бердичеве" фильма "Комиссар", который 20 лет пролежал на полке. О своих встречах с Василием Гроссманом писатели Григорий Бакланов и Владимир Войнович рассказали корреспонденту "Известий" Наталье Кочетковой.

Григорий Бакланов: "Он не был знаменит при жизни, не был оценен"

В последние годы мы жили в одном подъезде в доме на Ломоносовском проспекте. Он работал целыми днями, а вечерами выходил прогуляться. Однажды я его встретил. Он шел в длинном уже не по моде пальто. Шел задумчиво. Я оказался у него на пути. Мы поздоровались. Он сказал, что прочел мою повесть "Пядь земли" и что "это уже настоящее исследование войны". А потом я был на его похоронах. Народу было очень мало. Он ведь не был знаменит при жизни, не был оценен. Я был одним их тех, кто выносил его гроб.

Гроссман всю войну пробыл на фронте. Я помню, когда его хоронили, то кто-то из выступавших сказал: "Он всю Сталинградскую битву пробыл под Сталинградом, и перед самым ее концом его перекинули на другой фронт. Награждали всех, кроме него, потому что его не было". Так же и в литературе. Он много лет писал роман "Жизнь и судьба". Когда вышел его роман "За правое дело", то началось изничтожение этой книги и самого Гроссмана. На разгромном совещании дирижировал с палаческим лицом Бубеннов, а Гроссман на него не пришел. Его вызывали, а он не пришел. У него описано в следующей книге, как один из героев собирается: уже галстук надел, но в последний момент нашел в себе мужество не пойти на судилище.

Писатель Владимир Войнович: "Говорили, что роман "Жизнь и судьба" навсегда пропал и Гроссман от этого заболел и умер»

Это было в 1975 году. Я знал, что у Гроссмана есть большой роман - "Жизнь и судьба", который изъят органами КГБ. Считалось, что он навсегда пропал, и даже говорили, что Гроссман от этого заболел и умер. Я был в это время диссидентом, и поэтому у меня были всякие знакомые среди западных корреспондентов, преподавателей.

Я однажды шел по двору и встретил своего соседа Семена Израилевича Липкина. А я знал, что Липкин дружил с Гроссманом. Я очень много думал о пропавшем романе и подозревал, что вряд ли все экземпляры пропали. Я пытливо поглядывал на Липкина, но никогда ни о чем не спрашивал. И тут он вдруг подошел ко мне во дворе и говорит: "У меня к вам есть одна просьба, я знаю, что у вас есть знакомые иностранцы. Не могли бы вы передать на Запад одну рукопись". Я его сразу спросил: "Гроссмана?". Он сказал: "Да". Я говорю: "Конечно, я это сделаю". На другой день Семен Израилевич принес мне эту рукопись.

После была длинная история. Я позвал одного диссидента-самиздатчика, который занимался этими делами, и попросил его переснять. Но он оказался крайне безответственным: приходил, снимал несколько кадров, потом уходил - говорил, что ему некогда, не понимая ответственности задачи. Дело в том, что если бы кто-нибудь пронюхал, что у меня эта рукопись, то люди из КГБ немедленно пришли бы и отняли ее у меня. В конце концов я решил все сделать сам. У меня был аппарат "Зенит". Я переснял эту рукопись, но было, наверное, плохое качество. Потом я отнес эту рукопись Андрею Дмитриевичу Сахарову и попросил его, чтобы кто-нибудь из его окружения сделал копию.

Пленки послали за границу, они попали в руки Владимиру Максимову, который был главным редактором журнала "Континент". Максимову, видно, этот роман не очень понравился, но он напечатал одну или две главы - не самых удачных, и роман затерялся и не вышел. Тогда в 1977 году я опять встретил Липкина и попросил дать мне рукопись еще раз. Была сделана профессиональная фотокопия, и эту пленку я отдал профессору-слависту из Вены Розмари Циглер. И сказал: "Розмари, это великий роман, он должен быть опубликован". Розмари сделала так, что роман оказался на Западе, и там его публиковали. Он попал в руки таким людям, как Симон Маркиш и Ефим Эткинд. Они его вычитали, поскольку копию снимали с очень слепой машинописи, и роман вышел в Швейцарии.

Жизнь и судьба Василия Гроссмана

Литературный дебют выпускника Московского университета и члена ВКП(б) Василия Гроссмана был очень успешен. Первый рассказ "В городе Бердичеве" заметил не только Горький (тогда было принято начинать литературную карьеру с письма Горькому), но также Бабель и Булгаков. Роман Гроссмана "Степан Кольчугин" современники ставили если не выше, то вровень с горьковской "Матерью", а после выхода в 1942 году повести "Народ бессмертен" он завоевал славу писателя-фронтовика. Все изменилось после пьесы "Если верить пифагорейцам", написанной до войны, но опубликованной в 1946 году. Она вызвала резкую критику. То же произошло и с романом "За правое дело", не отвечавшим официальной точке зрения на войну. Роман по практике того времени попросили переработать (известно, например, что Алексей Толстой переписывал "Хождение по мукам" едва ли не под каждое следующее постановление партии). Но это не помогло. Дальше начался период запрета и отлучения от читателей, продлившийся до самой кончины писателя в 1964 году. Рассказывают, что Андрей Платонов, с которым Гроссмана связывала многолетняя дружба, часто говорил ему: "Вася, ты же Христос".

Наталья Кочеткова
izvestia.ru