16 марта исполнилось 85 лет известному итальянскому писателю, сценаристу, художнику Тонино Гуэрра. В коллекции мастера более ста киносценариев, сотрудничество с Феллини, Антониони и другими знаменитыми кинорежиссерами, множество наград, среди которых «Золотая пальмовая ветвь» каннского кинофестиваля, шесть «Оскаров».
В Италии о Гуэрра говорят как об одном из создателей итальянского кинематографа и называют живым классиком. В России к нему также особое отношение. Маэстро неоднократно посещал нашу страну: изучал русскую культуру, язык, писал сценарии к фильмам знаменитых российских кинорежиссеров, среди которых Андрей Тарковский, Владимир Наумов. И со своей женой Элеонорой Яблочкиной Тонино Гуэрра познакомился в Москве. Итальянец тогда был очарован рыжеволосой русской красавицей с изумрудными глазами, которую встретил на киностудии «Мосфильм», и с тех пор они неразлучны. В России у Гуэрра множество друзей, и не случайно на его юбилей, в маленький итальянский городок Пеннабилли прибыла солидная группа россиян, в составе которой известный российский режиссер Юрий Любимов.


КСТАТИ...
Тонино Гуэрра: «Русские женщины — это метеориты, полные чувств»

ОТПРАВЛЯЯСЬ на интервью к Тонино Гуэрра, я думала начать с вопросов о мировом кино, о российском и итальянском характерах… А разговор зашел о совершенно необычном союзе Тонино и его жены Лоры, о любви и о ревности…

Вы спросите: «Почему «необычном»?» Он — всемирно известный драматург, сценарист, работал с Феллини, Антониони, Тарковским, Мазиной… Художник, писатель, поэт, дизайнер фонтанов, садов… Можно написать целый список профессий, которыми блестяще владеет Тонино Гуэрра. Его называют человеком Возрождения. Она — русская женщина Элеонора Яблочкина. Они познакомились в Москве в доме известного кардиохирурга Александра Коновалова много-много лет назад…

Свобода супа
— Тонино, вы до сих пор влюблены в Лору?

— Да. Но она думает, что нет. Неправда! Я же не кретин — если бы мне женщина не нравилась, я бы не женился.

— Думаю, что Тонино никогда не был в меня влюблен, — вмешивается в разговор Лора. — Набоков сказал в «Даре»: «Я знал, что моя жена никогда не скажет: «Муза, посторонись, мне нет места». Я думаю, что для Тонино это тоже самое важное…

— Я хочу поговорить на тему о русских женах. Все знают, что европейские художники очень любили русских женщин и женились на них. Я думаю, это справедливо. Метеориты, полные чувств, — так я называю русских женщин. Но! Потом русская жена начинает доминировать и руководить искусством мужа. Я понимаю, что у русской женщины это идет от сильно выраженного материнского начала и доброты. Она опекает мужчину, становится гидом в жизни, мамой, няней? Но это накладывает тень на свободу художника. А в основе жизни любого человека должна лежать свобода. Я не говорю о великих свободах — женат на одной женщине, но в открытую ходишь к другой. Нет, я говорю о маленьких свободах. Свобода мелочей. Надень эту рубашку. За столом сядь сюда. Но человек должен одеть то, что он хочет. И он сам должен себе выбрать место за столом. Для русской женщины все это невозможно понять. Я говорю: «Хочу суп-пюре». — «Нет, лучше борщ». Я очень страдаю от всего этого…

— Всегда ли для вас являлась музой только жена?

— Русская жена считает, что ее муж замечает всех красивых женщин. Но великая женщина никогда не должна замечать, что ее муж на кого-то другого смотрит.

— Я всегда была счастлива, когда Тонино действительно обращал внимание на кого-то, — добавляет Лора. — Это знак жизни. Но я всегда следила за тем, чтобы внимание к какой-то женщине не становилось больше, чем внимание Тонино к нашей с ним жизни. Я предпринимала разную стратегию. Например, я уезжала в Москву. То есть помогало расстояние. Но… Если мы делали фильм вместе с Андреем Тарковским, а перед этим посвятили три года тому, чтобы вытянуть Андрея в Италию, то какая бы у меня ни была прелестная соперница в это время, я наступала на горло собственной песне. Ведь у нас было общее дело.

— Тонино, вы ревнивы?

— Нет. У меня есть теория: если женщина перестает тебя любить, изменяет тебе, за нее уже не надо бороться. Когда ты видишь, что она отдаляется, это уже не ревность, а прощание.

American рабы
— Как вам кажется, похожи две нации — русская и итальянская?

— Есть что-то, что сближает два наших народа, — на нас лежит крестьянская печать. Мы тесно связаны с землей. У англичан этого нет — могу сказать сразу. Они ходят по облакам. У французов тоже нет — у них такая манера говорить, как будто они все время боятся учуять плохой запах и заранее морщат нос. Конечно же, они совсем не земледельцы. У немцев уши лучше всего предназначены для того, чтобы слушать духовые инструменты. А вот испанцы — на них лежит та же печать близости к земле, что на русских и итальянцах.

— Вы часто бываете в нашей стране, какое у вас предчувствие — наладится ли в России жизнь?

— Я думаю, что да. Во всяком случае, надеюсь на это. Я себя постоянно спрашиваю: почему такая нация, как русская, у которой столько богатства под землей и плюс к этому столько светлых умов и способных людей, живет плохо? Я не нахожу логического ответа. У России есть все, чтобы наладить свою жизнь. И нет ничего, что бы мешало этому. Ну, может быть, чуть-чуть лень… Но она мгновенно проходит, если русский «загорается» творческой идеей. Поэтому как я могу думать, что русская жизнь не станет хорошей? Италия — маленькая страна, у нас ни одного полезного ископаемого. 70 процентов благосостояния и спокойствия обеспечивает само население. Все идет от изобретательности людей, от их рук. Итальянские дизайн и мода лучшие в мире. Прекрасное вино, выращивание фруктов…

— Американское кино постоянно поднимает глобальные вопросы — крушение Земли, заражение человечества страшным вирусом?

— Американцы увлечены мертвой компьютерной графикой. За всей этой внешней мишурой бедность сюжета в американском фильме не так заметна. Я называю американское кино космическим мусором, которым они засоряют наши головы.

У американцев большая воля и большое желание отвлечь нас каждого и весь мир в целом и увести нас от реальности. Поэтому Европе нужно объединиться и еще больше сосредоточиться на наших маленьких человеческих проблемах — ведь именно они составляют нашу жизнь. Мы должны освободиться от американского рабства.

— В американских фильмах непременен хеппи-энд. А когда смотришь европейское кино — особенно французское, — почти наверняка знаешь, что все закончится плохо. Почему Европа так трагически видит жизнь?

— Не трагически, а реально. Мы стараемся быть ближе к жизни — а она всегда полна горестей, грусти. Нет, жизнь совсем не грустная, но она и не дарит тебе каждую минуту карамельки.

Настоящее жюри — время
— Феллини, Антониони уже стали легендами. Из сегодняшних режиссеров вы видите кого-нибудь, кто станет классиком?

— Мой друг Тео Ангелопулос (мы только что закончили сценарий для его нового фильма) был председателем жюри на последнем Московском кинофестивале. Он начал свою речь так: «Совсем недавно Тонино Гуэрра возглавлял жюри на фестивале в Салониках в Греции. И он сказал: «Мы — никто, никакое мы не жюри. Настоящее жюри — это время». Время всегда показывает истинные результаты. А наши сегодняшние кумиры могут раствориться в воздухе, как дым…

— Расскажите о последних проектах с российскими мастерами.

— Я только что сделал с молодым киргизом Актаном Абдикаликовым фильм «Обезьяна». Сейчас мы готовим новый проект с Андреем Хржановским — полнометражный мультипликационный фильм по моему рассказу «Генерал и Бонапарт». Две работы, которые мы сделали с Андреем, — «Лев с седой бородой» и «Долгое путешествие», получили, по-моему, все международные призы — от Лос-Анджелеса до Японии. В Париже все ко мне подходили: «О, я видел «Лев с седой бородой». Феноменальный фильм». Но здесь, в России, не видели его… Это очень странно. Мне кажется, что вы, русские, цените свою культуру не так сильно, как ценят вашу культуру люди из других стран. В Москве удивительно творческая атмосфера. Все, даже самая маленькая вещица или какая-нибудь деталь, навевает мысль о творчестве. Когда мы с Лорочкой были в Оружейной палате в Кремле (мы слушали в Кремле концерт капеллы — феноменально!), там был выставлен Фаберже. И я просто прилепился к небольшому стаканчику, в котором стоял одуванчик. Этот одуванчик дал мне идею для нового фонтана. Я назвал его «Фонтан четырех цветков на ветру». На поле трава из струек воды, она подкрашена зеленой подсветкой… А посередине — четыре гигантских одуванчика из стекла. Верхняя, желтая часть, — это тоже вода. Когда дует ветер, вода смещается, и создается ощущение, что одуванчики улетают…