Психологи лечат ошибки, которые были допущены иногда десятилетия назад. Думаете, скандал с отменой льгот, в которой крайними оказались пенсионеры, связан с некомпетентностью чиновников? Да нет, просто дети и родители не услышали друг друга. Общество наше расколото. Психолог и профессор МГУ Юлия Гиппенрейтер – одна из тех, кто пытается склеить осколки. А начинать здесь надо с самого начала – с детей. Ее книга «Общаться с ребенком. Как?» вот уже более полугода держится в нашем рейтинге.


– Чем объяснить интерес к практической психологии? Что вообще может психолог?

– Психологи латают дыры. Люди пошли к психологам, потому что с перестройкой в нашей стране произошло своего рода «размораживание» человеческих проблем. Это прямо связано со сменой идеологии. Ведь у нас до начала 1980-х психотерапии практически не было. Точнее, Фрейд (Юлия Борисовна произносит: «Фройд») существовал где-то в подполье. Но предполагалось, что психотерапия – это нечто, чего у нас нет и быть не может – по крайней мере, применительно к здоровым людям. Да ее и не могло быть – как могли люди откровенно делиться своими проблемами, когда все боялись доносов? А как решать семейные проблемы, всегда знало партбюро: вызвать на ковер мужа, если у него нелады с женой, строго указать родителям на «трудного» ребенка.

Для того чтобы семейная психотерапия стала реальностью, нужно было, чтобы люди перестали бояться своего прошлого. Потому что семейная психотерапия касается, прежде всего, семейных корней. Один из ее инструментов – семейная реконструкция. Это исследование одной семьи, которое проводится на стыке нескольких дисциплин – генеалогии, психологии, истории, социологии. Для нее важны судьбы, условия, в которых росли деды и прадеды. Как можно было применять такие методы у нас, когда многие старались вычеркнуть прошлое из памяти? Рыться в прошлом было рискованно, оно существовало где-то на периферии сознания.

Когда мы проводили исследование внуков тех, кто был репрессирован – а сегодня этим внукам уже за сорок лет, – то выяснилось, что многие из них понятия не имеют о том, какая судьба постигла их предков, и даже задумываться об этом не хотят. Нет информации – и не надо. Просто боялись копать – вдруг что-то не то откроется. Хотя немало было и тех, кто поднимал архивы. Я сама с этим столкнулась: когда мой брат стал изучать происхождение нашей семьи, неожиданно обнаружились дворянские корни. А ведь у нас в семье об этом никогда не говорили – хотя отец наверняка знал.

Так вот, оказалось, что в семьях, где страшно боялись прошлого, не хотели помнить, – часто встречались неблагополучные, невротичные люди. А в тех семьях, где не было страшных тайн, где детям все рассказывали, – люди оказались в среднем более здоровыми – и физически, и духовно.

– А как вы пришли к практической психологии? Ведь у вас много довольно специальных работ – о восприятии зрительных образов, мышлении, внимании, движениях...

– Я изначально была академическим психологом. Меня оставили в университете старшим лаборантом (вернее, эта должность называлась «лекционный ассистент») на существовавшем тогда в рамках философского факультета МГУ отделении психологии. Зав. отделением – известный ученый Алексей Николаевич Леонтьев – «выбил» для меня эту ставку, потому что ему очень понравился мой диплом – по мышлению. И с тех пор – вот уже полвека – я работаю на факультете. Позже появилась так называемая инженерная психология, результаты которой были востребованы промышленностью, и прежде всего оборонкой. Тогда многие технические институты стали заказывать психологам разработку тех или иных тем – по хоздоговорам. И тут случился настоящий бум – для психологов появились рабочие места. А до этого человек с высшим психологическим образованием мог рассчитывать только на ставку старшего лаборанта. Мы исследовали восприятие, внимание, движение, скорость принятия решений в экстремальных условиях. Тут выяснилось, что у меня есть склонность к экспериментам.

Но у меня было постоянное ощущение, что это все же не совсем психология. В конце концов я пошла в психологию, потому что меня интересовал внутренний мир человека. По-настоящему что-то сдвинулось только в горбачевские времена. Стала появляться литература, начали приезжать зарубежные коллеги. Наконец, психологи стали работать в клиниках, в частности, в Клинике неврозов. Среди тех, кто первым пошел в новое направление, были и мои ученики – и первое время я сама училась у них. Потом я несколько раз ездила в США и Европу, там училась у коллег, участвовала в семинарах и тренингах.

– А насколько американский опыт применим к нашей стране?

– Конечно, есть специфика в ментальности, в образе жизни. Но в то же время психологические проблемы универсальны. К тому же я вошла в практическую психологию в 55 лет, и могла без слепого подражания брать то, что годится для нас.

– Что это за универсальные проблемы?

– Авторитарный стиль воспитания, авторитарные отношения в семье. Или наоборот – попустительство, когда вовсе на ребенка не обращают внимания. Тут либо место родителей занимает улица, либо бабушка, а теперь – гувернантка или няня. Процент семей, где все гармонично, очень невелик. По сравнению с Америкой у нас есть такой феномен, как жизнь с бабушкой и дедушкой; вообще – жизнь нескольких поколений под одной крышей. У нас это – причина множества проблем. Американцы, напротив, страдают от одиночества.

Еще одна универсальная проблема – распределение обязанностей в семье. Начиная с мытья посуды. Это смешно, но это самый явный пример. А вообще, список таких проблем можно продолжать и продолжать. Ребенок, который не убирается в своей комнате. Излишняя опека – проблема слишком преданных, сверхзаботливых матерей, которые готовы все сделать за ребенка. Амбициозные родители, которые хотят из своего чада вырастить гения. Борьба за внимание между супругами. Вопрос о том, как потратить деньги, где отдыхать – вообще, кто в доме главный. Компьютерная зависимость – да и любая другая зависимость. Измены, любовные треугольники. Синдром «пустого Гнезда» – когда дети выросли и уехали.

Главная проблема, которая за всем этим стоит, – неумение разрешать конфликты. Задача психолога – научить людей избегать конфликтов. Плох тот психолог, который начинает давать советы. На моих занятиях мы переходим вместе со слушателями от навыков или техник общения к обсуждению философских жизненных проблем. Мы берем самые простые жизненные ситуации – к примеру, как относиться к обязательствам мужа по отношению к детям от первого брака? должен ли муж всегда смотреть на жену влюбленными глазами?

– Должен?

– Решить можно по-разному. Иногда людям приходится перестраивать свои мозги. Точнее, это происходит само собой – по мере того, как человек проходит определенные ступени в тренинге.

– Как вы думаете, что в нашей стране сформировало такой спрос на практическую психологию? Почему люди – в общем-то не очень богатые, подчас не слишком образованные, пошли к психологам на тренинги, стали покупать книжки?

– Как ни странно, наличие предложения. Вначале сработала именно литература. Пусть бульварная, пусть примитивная. Людям хотелось разобраться в себе, определить свое место и возможности в изменившемся мире – и они увидели на прилавках множество книг об этом. Книга более интимна, она не заставляет человека никуда идти, в конце концов, ее можно никому не показывать. Так что началось все с книг.

Подействовал и такой фактор, как веяния из бизнеса. С начала 1990-х на предприятиях, в фирмах проводится огромное количество тренингов – техники продаж, навыки делового общения, тактика ведения переговоров. Появилось психологическое тестирование при приеме на работу. Эти психотехнологии хлынули к нам с Запада примерно так же, как иностранные новшества в петровское время. Это не мода – это рыночная экономика. Понимание роли человеческого фактора в бизнесе сформировалось на Западе лет 50 назад – и теперь воспринято у нас. Психология стала привычной, люди стали спокойнее говорить о своих проблемах. Хотя поначалу многие долго не могли отличить психолога от психиатра. Но теперь психология в моде, и некоторые «образованные» гордо говорят: я хожу к своему психоаналитику. Хотя иногда психоанализом там и не пахнет – просто скорая психологическая помощь. К психологу бегут, и когда у жены любовник появился, и когда ребенок в школе подерется, и когда здоровье сдает. На самом деле сегодня резко возросло количество проблем, с которыми человек сталкивается, причем совершенно неожиданных. Жизнь теперь нельзя запрограммировать, как раньше: кончил институт, стал инженером и до пенсии проработал на одном предприятии.

– Как сложилась ваша книга?

– Так случилось, что на рубеже 1990-х я писала маленькие заметки в «Учительскую газету», а также в журнал «Пионер». И получила в ответ два мешка писем – это были вопросы от родителей. Из ответов на них и стала складываться книга.

– Почему вы решили написать именно об общении с детьми?

– Корни всех проблем уходят в детство – я убедилась в этом, как только начала работать в области практической психологии. Надо работать с детьми, с самыми маленькими, – потому что уже на двухлетних лежит печать семейного уклада. Больше того – надо идти к беременным женщинам, потому что многое закладывается уже тогда. Дети у нас сегодня – главная проблема. Тут все понятно – у людей появились деньги, а воспитывать детей они не умеют и не хотят. А когда начинаются проблемы, слова уже не помогают. Слова могут быть сколь угодно правильными – но дети впитывают атмосферу семьи, формы поведения, способы разрешения конфликтов. Если отец кричит на мать, то ребенку мать жалко. Но отец для него авторитетен – и он тоже начинает кричать, пусть даже защищая мать.

Вот почему я думаю, что следующая моя книга должна быть более универсальной – там будет разговор и с ребенком, и со взрослым.

– И все же – как говорить с детьми?

– Я исхожу из простого принципа: кто-то сказал, что если ученый не может объяснить шестилетнему ребенку, чем он занимается, то он – шарлатан. С ребенком надо говорить просто и в то же время серьезно. А еще – искренне. Их уши забиты нашими назиданиями и поучениями. Для начала надо относиться к ребенку как к человеку. В нем есть человек – и серьезный. Например, ребенок, даже маленький, всерьез влюбляется и ему свойственна чистая романтика. Над ним нельзя смеяться, нельзя выставлять его напоказ, требовать от него того, что ты от него хочешь. Нужно быть внимательным к его потребностям и тихо, подробно объяснять – когда это необходимо. Пусть даже это странное желание ходить в драных джинсах – потому что оно связано с потребностью быть признанным среди сверстников. Так вот, важно эту потребность чувствовать, хотя это не значит потакать ей.

Нужно заранее готовить ребенка к соблазнам, к тому, что он может столкнуться с пороком. Подготовить девочку к тому, что она лет с десяти может уже заглядываться на мальчиков: какие это будут мальчики? Какие у нее к тому времени сложатся идеальные представления о ее «герое»?

А еще – читайте ребенку вслух, и делайте это до тех пор, пока он не начнет читать быстро. Медленное чтение отнимает слишком много энергии. Когда ребенок читает медленно, ему ничто не интересно, ему не важно, что в книге написано, – лишь бы справиться с этой тягостной задачей – чтением.

– Начнет читать – и половины проблем не будет?

– Тогда вы столкнетесь с другой половиной проблем: книжки разные бывают.


Беседовал Петр Дейниченко

"Книжное обозрение"