- В ваших детективах политических деятелей не убирают при помощи угарного газа?

- Несчастные случаи в детективных романах случаются редко. Если же это убийство, замаскированное под несчастный случай, то угарный газ выглядит довольно тупо. Мои преступники так не действуют.

- А яды в жизни и в литературе популярны?

- Яд, как мы видим на примере Ющенко, вполне годится. Если заглядывать в историю, такое бывает сплошь и рядом. Есть много исторических смертей, про которые бытуют версии об отравлении. В моем романе "Смерть Ахиллеса" описывается неожиданная смерть генерала Скобелева. Ходили упорные слухи, что его отравили. То же говорили про Ивана Грозного, хотя, с точки зрения официальной истории, считается, что он умер своей смертью.

- С разрывом в неделю выходят сразу три ваших больших романа. Это новая игра в жанре литературы?

- Скорее это мое представление о том, как должны выглядеть те или иные жанры. Это детская книга, которую мне интересно было бы прочитать ребенком. Или шпионский роман, который я бы хотел прочитать, будучи подростком. Или фантастический роман, который был бы интересен мне, когда я стал взрослым

Игорь Шевелев
Российская газета

НАША СПРАВКА:

Г. Ш. Чхартишвили родился 20 мая 1956 года в Грузии. Живет в Москве. Закончил историко-филологический факультет Института стран Азии и Африки МГУ, имеет диплом японоведа. Занимался литературным переводом с японского и английского языков. В Переводе Чхартишвили изданы японские авторы Юкио Мисима, Кэндзи Маруяма, Ясуси Иноуэ. Главный редактор 20-томной "Антологии японской литературы", председатель правления мегапроекта "Пушкинская библиотека" (Фонд Сороса). Автор монографии "Писатель и самоубийство" (1999 г.). С 1998 года Г. Ш. Чхартишвили пишет художественную прозу под псевдонимом "Борис Акунин".

Помимо принесших ему известность романов и повестей из серии "Приключения Эраста Фандорина". (Изд. Захаров, 1998-2001), Акунин создал серии "Приключения сестры Пелагии" и "Приключения магистра".

Произведения Бориса Акунина переведены во многих странах. Некоторые были экранизированы

ЕЩЕ...

Павел БАСИНСКИЙ, критик
Политический журнал


Над темой: Великолепная машина


Что бы ни говорили и ни писали про Бориса Акунина, а явление это в литературе незаурядное. Притом при всех своих западных манерах и «заморочках», при всем его знании всех на свете языков Акунин — это явление сугубо русское. Я бы даже сузил определение — московское.

Акунин невозможен в Питере, потому что там какой-нибудь Илья Stogoff из забубенной питерской литературной тусовки нажрется водки в «Астории» и будет вытирать жирные от салата «оливье» губы об акунинский галстук. А в провинции его, чего доброго, примут за портного, хотя ничего обидного в этом нет.

И только в Москве Акунин на своем месте. Он удивительно скромно умеет стоять с женой на всевозможных выставках-ярмарках, так что его непременно заметят, так он скромно и на месте стоит. Иной мечется по павильону и думает, что все его замечают, а все просто не успевают оборачиваться и спрашивают соседа: «Слушайте, а это кто пробежал? Вроде знакомое лицо. А вот видите, Акунин стоит, видите?» — «Дык кто ж его не видит».

Но дело ли литературного журналиста заниматься вопросом, кто где стоял. Хотя, поверьте, иногда это стоит томов сочинений. Например, один мой знакомый критик всегда опаздывал на планерки минут на десять. К этому все привыкли и уж начинали без него. И вот идет планерка, открывается дверь, входит N и скромно садится. Само собой, главный редактор и все члены коллектива с ним отдельно раскланиваются. Мелочь, а приятно.

Но дело не столько в том, «кто где стоит», — умение Акунина «правильно встать» ненавязчиво подчеркивает: Акунин решил окончательно продаться Жанру. Сам по себе Жанр, конечно, многое определяет в произведении. То, что должно родиться романом, родится романом. Хотя порой попытки «взорвать» Жанр, заставить его служить несвойственным ему целям приносят гениальные плоды. Пример: рассказы Чехова. Чехов не нуждался в романах, он пересказывал их в рассказах, а когда уж было совсем недосуг, то и в записных книжках…

Долго ли, коротко ли, а только задумал наш великолепный беллетрист (говорю это без иронии) выдать всем жанрам по серьгам. В газете «Известия», в пятничных номерах, он уже опубликовал отрывки из «детского романа», «шпионского романа» и «фантастического романа». Надо полагать, что нас ожидают еще «пулы» романов «воспитания», «любовного» и, как знать, может быть, даже... боюсь вымолвить это слово... «эротического». Вероятно, именно последний будет стоить писателю большого труда. Во-первых, на пятки наступают Сорокин с Ерофеевым. А во-вторых, есть чувства, которые не обманешь, как чувство голода, например.

Читая «детский роман» Акунина, я постоянно ловил себя на мысли, что все это где-то уже читано. Последний раз — у Джоан Роулинг: там взрослые дяди-волшебники пропихивают исключительно одаренного мальчика из нормального мира в ненормальный. Но у Роулинг все в порядке со временем, просто миры существуют параллельно. Акунин же смещает время и помещает мальчика в канун Первой мировой войны (добрый писатель!). Драгоценный камень, который надо достать и либо уничтожить, либо заставить служить людям (знаем мы, как нам служит ядерная энергия!), — это что-то то ли из «Принца Флоризеля» Стивенсона, то ли из еще одной детской книги, где злодей закачал весь воздух в шарики и собирается воздухом торговать, а не то взорвет этими шариками весь мир.

Похоже, Акунин исчерпал фандоринский сюжет. А без Фандорина его проза несостоятельна. Хорош был Фандорин или нет, но на его плечах держалась вся громада акунинских сочинений. Теперь она грозит рухнуть и погрести под собой автора.

Конечно, Фандорин еше всплывет в его новых романах. Будет элегантной отверточкой завинчивать какую-нибудь гайку на звездолете, одновременно поправляя свободной рукой котелок под скафандром. Или будет учить детей, как им вести себя в ХVII в.

Хотя мы-то еще помним другого Фандорина. Не утомленного солнцем славы своего сочинителя. Останется ли он таковым в «жанровых» вещах господина Акунина — увидим.