Романы Рыбакова (особенно первый - "Дети Арбата") наделали в свое время много шума. Для одних он стал откровением и открытием страшной правды о сталинских временах, другие посчитали его вымыслом и даже фальшивкой. Тем не менее, только спустя 20 с лишним лет после опубликования романа он воплотится на телеэкране. Снял фильм известный кинорежиссер Андрей Эшпай, среди актеров – суперзвезды старшего и молодого поколения: Евгения Симонова, Эммануил Виторган, Василий Бочкарев, Чулпан Хаматова, Евгений Цыганов, Андрей Смоляков. Сюрпризом для зрителей станет то, что в роли Иосифа Сталина они увидят вахтанговца Максима Суханова…

Тех, кто ожидает увидеть в фильме очередную социально-политическую интерпретацию жизни нашей страны в 30-е и 40-е годы, думаю, разочаруется. Потому что на первый план в этом киноповествовании выходит вовсе не террор и репрессии, а любовь главных героев. Режиссер-постановщик картины Андрей Эшпай считает, что “история любви…интересна, прежде всего, характерами героев. Оставаться самим собой трудно в любое время, тем более, в тоталитарное… Мне кажется, благодаря яркой и динамичной любовной линии на первом плане фильм стал болееп актуальным. Зачем снимать “пронафталиненное кино”?..” А главное, считает А. Эшпай, в том, что “сейчас самое время разобраться в недалекой истории. Взглянуть на нее более спокойно, не будучи политизированным, озлобленным или напуганным”.

Для успеха фильма очень важно, справятся ли с ролями главных героев – Саши и Вари – молодые актеры Евгений Цыганов и Чулпан Хаматова. Важно и то, что на остальные роли режиссер пригласил маститых и популярных, а самое главное – любимых народом артистов. О своем участии в съемках корреспонденту Newsinfo рассказала народная артистка России Евгения Симонова...

Евгения Павловна, какие впечатления остались у вас от съемок?
В отличие от нынешних сериалов он снимался на пленку: был предусмотрен монтаж, озвучание, музыкальный ряд, шумы и т.д. Там больше двухсот персонажей, которых играет добрая половина труппы Театра им. Маяковского. Снимались и другие замечательные актеры, среди которых и звезды, и молодежь. У меня там роль матери героя Саши Панкратова, которого играет очень талантливый актер “Мастерской П. Фоменко” Женя Цыганов. Эта роль пересекается с жизнью моей бабушки Марии Карловны. Когда мы снимали сцену ночного ареста, я вспоминала ее рассказы… Но в первый мой съемочный день мы снимали сцену в тюрьме, куда сына моей героини сажают за заметку в газете. И тогда я вдруг почувствовала, что ничего не могу. Я ощущала себя студенткой второго курса, которая страдала от патологического зажима. Мне хотелось пойти и утопиться, но Андрей Эшпай вывел меня из этого состояния. Потом я поняла, почему так произошло: я к этой сцене очень долго готовилась, и для меня это был какой-то гражданский акт. Ответственность меня просто “погребла”. Потом в Тверь на съемки приехала Чулпан Хаматова, которую я просто обожаю. Она даже кричала, что ей страшно. Говорила, что на нее давит ответственность за тех людей, которые все это пережили. Так работали все: практически на пределе человеческих возможностей. В результате получилось интересное и серьезное кино.

То время и эта страшная тема ушли в историю. Насколько живо она, по-вашему, будет восприниматься сейчас, тем более, что об этом уже немало написано и снято?

В сценарии, который написал Валентин Черных, исторический фон ушел на второй план. А на первый план вышла история молодых людей, которые любят, страдают и ненавидят. По-моему, Оскар Уайльд сказал, что ежедневный самый ничтожный поступок формирует или разрушает личность. В фильме осталась тема противостояния двух личностей: один становится жертвой, но сохраняет свое человеческое достоинство, другой, не будучи подонком, пытается приспособиться к этим законам, удержаться, но “мясорубка” его закручивает. И превращает в орудие убийства. Тема становления личности – вечная. Она будет актуальной при любом режиме. Удержишься ли ты, удастся ли тебе сохранить свое лицо или ты, приспосабливаясь к обстоятельствам, превратишься в нечто страшное... При этом наши молодые актеры играют с очень сегодняшней энергией, так пронзительно и современно, что все те, кто видел фильм, говорят, что оторваться от этого невозможно.

Нам – зрителям - остается предвкушать удовольствие и надеяться, что мы, действительно, не сможем оторваться от этого фильма в течение будущих трех с лишним недель. Наверное, учитывая то, что фильм, прежде всего, о любви, он будет интересен не только людям с определенным жизненным опытом, но и молодежи. Даст Бог, в молодых сердцах отложатся красота чувств молодых героев, и трагические эпизоды истории нашей страны. Внимание зрителя, думаю, привлечет и то, что, как говорят создатели фильма, их взгляд на ключевые фигуры нашей истории, в частности, Сталина, отличен от установившегося в нашем кинематографе стереотипа. Желаем нашим читателям положительных эмоций во время просмотра этого фильма и сообщаем, что Newsinfo не исчерпывает эту тему данной заметкой. В ближайшее время читайте на наших страницах рассказ Максима Суханова о работе над ролью Сталина.


Павел Подкладов

ИЗ ШКОЛЬНЫХ СОЧИНЕНИЙ:

Во многих откликах на “Детей Арбата” один и тот же мотив: как же вовремя вышла эта книга! Считается, что книги все-таки должны выходить по мере их написания.
Отнюдь не отказавшись от этой мысли, сегодня критики правы. Теперь, когда страсти вокруг рыбаковского романа поулеглись и яростные споры о нем отошли в область хоть и недавней, но все же истории, даже самые активные противники “Детей Арбата” вряд ли станут отрицать, что этой книге было суждено сыграть особую роль в нашем общественном развитии.
Именно в ходе полемики вокруг “Детей Арбата” шел невиданный прежде процесс объединения и размежевания разных литературных — и не только литературных — сил. Именно в ходе этой полемики обозначились отчетливые контуры грядущих общественных противостояний. И для “левых”, и для “правых” роман является чем-то вроде испытательного полигона: в ходе пробных боев многое уточнялось, укреплялись позиции, неизбежно становилось легче двигаться дальше. Именно после публикации “Детей Арбата” и вызванной ими полемики вовсю развернулся и сделался практически неуправляемым поток “возвращаемой” литературы. И — оглянемся еще раз — после “антисталинских” “Детей Арбата” по-настоящему пошел, раскрутился разговор о нашей сравнительно близкой и чуть более отдаленной истории, дошедший от разоблачения беспримерных злодеяний “отца народов” до анализа глубинных начал большевистского государства и личности его основателя. Разговор, в свете которого потерял недавнюю остроту и сам прогремевший роман Рыбакова. Этот взгляд можно позволить отнюдь не для того, чтобы убедить читателей, открывших для себя “Детей Арбата”, будто бы все это произошло благодаря одному-единственному произведению. Но так уж сложилось, что этому роману выпало оказаться камнем преткновения. Начну с последнего. Нам уже доводилось сравнивать литературу советского периода с айсбергом — на поверхности видна лишь верхушка, все остальное спрятано под водой. В те далекие годы, как бы то ни было, но полностью “распахнуться” было дано далеко не каждому, у каждого ставились свои пределы. Все светские люди мечтали, что пределов в обозримом будущем вообще не будет — такую перспективу с огромным трудом способно было переварить сознание человека. Но даже самые вольнодумные из нас продолжали оставаться советскими людьми, воспитанниками этой системы.
Словом, в той или иной мере, с теми или иными оговорками наше сознание оставалось “айсбергом”. Такими и пришли к чтению романа “Дети Арбата”.
Резонанс в печати, какого еще не вызывало ни одно произведение то Удашней литературы. Тому виной служили несколько причин. И первой, главной была фигура Сталина, которой автор отдал первостепенное место. Если вспомнить тот образ человека с трубкой, который еще недавно во множестве копий представал перед нами из книг, — контраст был разительным. Не “строгий, но справедливый” Отец, несущий тяжкое бремя ответственности за подданных своей необъятной державы, — кровавый деспот, паук, плетущий нити заговора против своих вчерашних соратников, хладнокровно подготавливающий убийство Кирова, чтобы развязать террор. Показывая своего героя изнутри, раскрывая отчасти в подробных внутренних монологах его психологию и, главное, философию, Рыбаков обращался к самым серьезным вопросам нашего исторического бытия — вопросам, которые в таком прямом виде еще никогда не вставали со страниц нашей литературы. Сталин, Киров, Ягода, Ежов. Арестованные, допрашиваемые, ссыльные. Коридоры тюрьмы и — коридоры власти. Скрытая от посторонних взоров жизнь НКВД. Подоплека политических процессов. А ведь еще Москва тридцатых годов, где страх и подступающие прозрения мешают с бесшабашным весельем, где не только томятся в тюремных очередях, но и коротают время в “подвальчиках”, прожигают жизнь в ресторанах, от души смеются и от души танцуют, заводят знакомства.
“Дети Арбата” вышли “достаточно полнокровными — достаточно для того, чтобы выглядеть “живыми людьми”. Прочтение подлинных миссий, неизбежная дань “правилам игры”, которые заставляли писателя даже в самой смелой своей смелости проявить осторожность. Сегодня можно сказать, что это была полемика с кляпом во рту, во всяком случае, начиналась она именно так. Сам роман был поставлен в ложное положение: как в старые добрые времена. В результате “Дети Арбата” были выдернутыми из общего литературного ряда.
В романе автор учит нас, как достойно сражаться с противником, использующим то обстоятельство, что писатель делает предметом изображения Москву 1934 года, для обвинений его в равнодушии к судьбам российской деревни тридцатого— тридцать третьего годов? С противником, из того факта, что автор рисует героев романа детьми своего времени, живущими в Москве на Арбате, делающим вывод, будто его волнует лишь трагедия “своих” в противоположность трагедии “общенародной”, — вот смысл названия романа Рыбакова “Дети Арбата”. Давал ли автор повод упрекать себя в равнодушии к судьбам российского крестьянства, в том, что за трагедией арбатских детей и коммунистов он не увидел трагедии “народа”? Нет, не давал. Давал ли он повод упрекнуть свой роман в сложности понимания? Был ли он полностью свободен в своих воззрениях на истоки потрясших Россию катаклизмов? А ведь “Дети Арбата” были к тому же произведением незаконченным, может быть, крайне важной, но все-таки частью полотна, задуманного писателем. В самом деле, откуда нам знать, как будет развиваться замысел и к чему в конце концов придет автор и его герои? Даже и сейчас, когда прочитаны еще две книги, продолжившие “Детей Арбата”, мы не имеем права сказать, будто этот замысел нам стопроцентно ясен. В “Детях Арбата” Саша Панкратов говорит философу Всеволоду Сергеевичу: “Ленин тоже не отрицал вечные истины, он сам на них вырос. Его слова об особой классовой нравственности были вызваны требованиями момента, революция — это война, а война жестока. То, что для Ленина было временным, вызванным жестокой необходимостью, Сталин возвел в постоянное, вечное, возвел в догму”. “При всем вашем благородстве, Саша, — отвечает Всеволод Сергеевич, — у вас есть одна слабинка: из осколков своей веры вы пытаетесь испить другой сосуд. Но не получится: осколки соединяются только в своей прежней форме”. Слова слишком значимы, чтобы оказаться в романе случайно. Но теперь не до конца понятен замысел автора....В “Тридцать пятом...” показано, как осколки мировоззрения сами соединились в прежней форме.
Новый роман не подтвердил догадки критики. Но означает ли это, что догадка в принципе была неверна? Если подумать прежде всего потому, что все мы слишком хорошо знаем, как долго и мучительно избавлялось наше общество от иллюзий, как, даже пройдя через испытания, несопоставимые с Сашиными, люди продолжали держаться пусть не за Сталина, так хоть за Ленина, некоторые герои романа пытаются жить по меркам партии, они не знают весь ужас, который творится буквально у них под носом, а кто не может привыкнуть ко лжи, те погибают, не выдерживая “паутины” Сталина. Так что, рисуя своих героев такими, писатель не погрешил против истины. И, видно, правда Сашиного характера и характера времени заключается как раз в том, что ни на Арбате, ни в тюремной камере, ни даже в сибирской ссылке не дано ему еще было прозреть. Лишь пройдя через мытарства главного героя Саши, человекас “минусом” в паспорте, через унижения, связанные с устройством на работу, с ежедневным страхом снова “загреметь” и увлечь за собой других, лишь совершив над собой нравственное насилие и подняв руку за смертную казнь людям, — лишь пройдя через все это, Саша Панкратов начинает догадываться и о своей вине: “То, что происходит сейчас, — неизбежное следствие того, что происходило тогда. Тогда он сам требовал от других победных гимнов, теперь того же требуют от него”.
В свете двух последующих книг несколько по-иному читаются и “Дети Арбата”. Нет, в замысел автора не входит скорый суд над героями, как не входило и вынесение окончательных исторических приговоров. Кто рассуждает у Рыбакова о Ленине? Сталин, Саша Панкратов, Киров, Будягин. Кого из них можно назвать “рупором идей” писателя? Рыбаков не ушел от вопроса об исторической вине героев и вождей революции в той крови, что пролилась и прольется, — он обошел этот вопрос. Причем обошел вполне в духе “айсберговых” времен, в расчете на понятливого читателя. И кто знает, что пригрезится в последнем, смертном дыму герою Гражданской войны Будя-гину: может, он, проходя через пытки, как и Саша Панкратов, помнит: “то, что происходит теперь, — неизбежное следствие того, что происходило тогда?” “Наступают черные времена” — кончились “Дети Арбата”. Тридцать седьмой год у Рыбакова — это уже апофеоз страха. Страха. Страха и лжи. Люди отъединяются друг от друга и замолкают, рушатся человеческие контакты.
Страх делает людей палачами. Так говорит Варя своей правоверной сестре Нине после того, как ту вызывали в райком. Неизмеримая, нескончаемая цепь страха: от Сталина — и вниз, вниз, вниз. Где каждый — звено этого страха. Критики упрекают Рыбакова в длиннотах, в перенасыщенности фактическим материалом, в ослабленности психологических мотивов. Писатель торопился, и его можно понять. Сейчас мы читаем Рыбакова глазами людей, для которых возвращенное прошлое еще не остыло. Но когда это все уляжется и отойдет в область далекой истории, то люди будут более лояльны к подобным романам. Сегодня, когда напечатано чуть ли не все из “потаенной” литературы, кажется, перешагнули порог долгожданной свободы слова, очень велик соблазн противопоставлять одних писателей другим. Каждый писатель — если это честный писатель — вершит дело своей жизни. Скажем, Рыбаков написал “Детей Арбата” в 1987 году, а время взял тридцатые—сороковые годы Москвы. Нам есть за что испытывать благодарность к Анатолию Рыбакову. “Арбатская эпопея” еще не закончена. Так что дай Бог писателю довести свой замысел до конца.