Взрослые надеются, что она наставит, ребёнок — что развлечёт. Специалисты говорят, сегодня она тяготеет к тому, чтобы ставить лицом к вызовам, брать в герои фриков, позволять им отступление от канона, быть парадоксальной. Нравственные нормы и семейные ценности, которые хотят в ней видеть педагоги, сервируются с иногда шокирующим гарниром: родители персонажей могут разводиться, играть в рок-группах, быть отчётливо странными. Персонажи-дети — разбираться с инвалидностью, неполной семьей, ментальным расстройством. И сам нарратив может подрывать привычность. 

Ну а авторы…

Авторы, чьи произведения зачислены в золотой фонд детского чтения, вообще далеко не всегда хотели считаться «писателями для детей», часто видели свои тексты, как предназначенные исключительно взрослой аудитории, к понятию «детская литература» относились скептически, а то и с раздражением. Иногда и к детям — без особого восторга. Как Лесков, который писал детскому журналу: «Я никак не хочу, чтобы меня называли “другом детей” — существ, ничем добрым себя не выразивших. Пусть с ними дружит, кто хочет и кто может дружить с неизвестными величинами, но я … дорожу дружбой взрослых и зрелых людей».

Кого-то раздражала сентиментальность и нарочитость «детского чтения», кого-то — замаскированная учительность. 

«...так называемой детской литературы не люблю и не признаю, —признавался Чехов. — Надо не писать для детей, а уметь выбирать из того, что уже написано для взрослых, т.е. из настоящих художественных произведений; уметь выбирать лекарство и дозировать его — это целесообразнее и прямее, чем стараться выдумать для больного какое-то особенное лекарство только потому, что он ребёнок».

«Различия связаны лишь с формой и способом выражения, тогда как проблемы по сути остаются теми же самыми, — это уже Морис Дрюон. — Прежде всего потому, что нет таких детей, к которым нужно обращаться как-то по-особому. Есть просто будущие взрослые и ещё есть бывшие дети. Никогда в обыденной жизни я не пытаюсь говорить с детьми каким-то особым детским тоном».

А Борис Житков констатировал: «Тем, у кого нет детей или они к детям не приставлены службой… никаких у них претензий к детской книге. … Родителям надо прибить [ребёнка] гвоздём к месту, и этим гвоздём избирают книгу. …Педагоги, уж известно, знают детей. Знают, как “материал для обработки”. … И педагог требует, чтоб книга помогала обработке. Чтоб дополнила то, чего не сумел или не успел выполнить педагог. Внешкольный учебник. Но только ещё с приманочкой — ну, там фабула какая-нибудь, чтоб заставлять не надо было. Они, мол, дураки, думают, что про разбойников читают, а на деле-то географические названия вдалбливаются».

Пишущий для детей и подростков — немного канатоходец: балансирует, чтобы сберечь креативность не взятого в рамки «так надо» детского воображения и в то же время сознавать свою ответственность за каждое слово.