Наступил день, когда одна из моих картин, наконец-то одобренная Академией, была выставлена в Галерее. Я ещё не знал, которая из работ удостоилась благосклонности цензоров, но это и не имело особого значения — важно было лишь то, что это, наконец, свершилось. Я разослал друзьям, коллегам и просто знакомым столько приглашений, сколько успел написать, сам приехал в Академию за полчаса до открытия выставки и какое-то время прогуливался по вестибюлю, нетерпеливо постукивая тростью и вызывая тихое раздражение сновавших и регулярно натыкавшихся на меня служащих.