ирина Зверева

У меня осталось общее впечатление от выступлений А. И. Вислого на пресс-конференции, а именно он является основным «фигурантом данного дела», что мысленно он уже объединил обе библиотеки и выступает как начальник этого единого учреждения, постоянно складывая их фонды, штаты, бюджет и проч.

В контексте всей этой риторики об объединение — библиотек? ресурсов? — создании рабочих групп, попечительских советов, к сожалению, не обратили внимания на слова В. Р. Фирсова, произнесённые на этой конференции: «В 1995 году (официально в 1996) был создан Совет сотрудничества национальных библиотек. Это была инициатива двух национальных библиотек, которая была поддержана министерством. Существует положение об этом Совете. Это рабочий орган, утвержденный нашим учредителем. Этот орган, Совет сотрудничества, работает. Мы работаем в течение года, у нас существуют рабочие группы по взаимодействию. Раз в год мы собираемся в расширенном составе… и обсуждаем все проблемы, которые мы совместно решали или должны были решить в течение года. Это тоже очень важный (момент). Вот на этой ипостаси развития национальных библиотек и их взаимодействия я хотел обратить ваше внимание». Таким образом, структура, осуществляющая координацию и сотрудничество между РНБ и РГБ (в 2011 г. к ним присоединилась и Президентская библиотека им. Б. Н. Ельцина) существует уже более десяти лет, что ставит под сомнение правомерность создания ещё какого-то дополнительного образования, рабочей группы при правительстве, как и постановку многих других вопросов, связанных «с необходимостью объединения электронных ресурсов».

Я хочу остановиться лишь на некоторых, близких для меня с профессиональной точки зрения, сюжетах, озвученных А. И. Вислым на пресс-конференции.

Следует отметить, что он совершенно верно указал на связь современного состояния издательской отрасли России, малотиражности выпускаемых ею изданий, с неукомплектованностью фондов массовых библиотек текущей литературой. Мы знаем, что книгораспространение было прервано даже между регионами внутри страны. Он справедливо поднял важный и животрепещущий вопрос о хроническом недофинансировании деятельности двух национальных библиотек и всей библиотечной отрасли в целом. Хотя несколько наивно (зато как эффектно!) прозвучало его сравнение суммарного годового бюджета РГБ и РНБ с аналогичным бюджетом Библиотеки Конгресса (известно, что некорректно сравнивать подобные показатели в абсолютных цифрах), но сама по себе постановка вопроса более чем актуальна.

Кроме того, лично меня очень радует, что с приходом А. И. Вислого к управлению РНБ сам собой отпал вопрос о передаче кому бы то ни было здания Библиотеки на наб. р. Фонтанки, он просто вдруг исчез, испарился. Я понимаю, что это заслуга А. И. Вислого.

Однако есть моменты, которые просто обескураживают.

Вот, к примеру, одно из предлагаемых названий возможной (ну, чем чёрт не шутит, правительство же решает, а не он!) будущей объединенной библиотеки — «Российская Императорская библиотека имени Румянцева». Боже, что это? У нас давно нет ни империи, ни императоров, да и граф Николай Петрович Румянцев, при всём моём уважении к известному коллекционеру, не самая выдающаяся личность в российской истории. Не важно, что благодаря стараниям Императорской Публичной библиотеки в Санкт-Петербурге, его собрание было переведено в Москву и легло в основание Московского Румянцевского музея. Это не повод присваивать его имя ещё и петербургской библиотеке. Конечно, это мелочь, мимо которой можно было бы пройти, если бы она не зацепила своей нелепостью, не отдавала бы столь пошлым популистским стилем мышления.

Любимая тема А. И. Вислого — исторический комплекс зданий РНБ в центре Санкт-Петербурга и их реконструкция. Он говорит об этом во всех своих публичных выступлениях подробно, увлеченно, с упоением. И вот уже год изумляет меня своими открытиями. От него я узнала, что весь комплекс зданий — это корпус Соколова, построенный в 1814 году. Сразу скажу, что в 1814 г. для Библиотеки ничего построено не было. Первый её корпус, действительно, по проекту архитектора Е. Т. Соколова был построен в 1801 г., и в течение октября–ноября этого года в него были перемещены фонды будущей Императорской Публичной библиотеки из помещений временного хранения. С ростом фонда в 1828–1832 гг. к нему было пристроено обширное второе здание Библиотеки, называющееся по именам его архитекторов корпусом К. Росси–А. Ф. Щедрина; в 1862 г. В. И. Собольщиков во дворе Библиотеки встроил читальный зал, известный сегодня как Ленинский, в котором А. И. Вислый собирается прорубать дверь «во дворик с фонтаном» (см., например, пресс-конференцию ИТАР-ТАСС от 11.01.2017); и в 1901 г. по проекту архитектора Е. С. Воротилова было возведено следующее здание Библиотеки, примыкающее к корпусу К. Росси-А. Ф. Щедрина. 

Эта информация абсолютно доступна и представлена на сайте РНБ со схемой всех корпусов исторического комплекса зданий РНБ (http://www.nlr.ru/ nlr_history/rooms/). Однако Александр Иванович упорно продолжает говорить о корпусе Соколова, построенном в 1814 году. Порой случаются изумительные казусы в его исторических экскурсах. Так, в интервью на «Радио России», прозвучавшем в прямом эфире 30 января этого года, он рассказал: «Здание на Невском проспекте было построено в 1814 году... Ну, вот когда в 1812 году Александр I открывал здание, это рисовали, да? Это такая красота!» Вот так — в 1814 построили, в 1812 открывали. Император, кстати, здание Библиотеки не открывал, но это уж такие мелочи для нашего оратора. Некоторый прогресс в его образовании всё-таки наблюдается. На этой пресс-конференции он уже говорил не только о корпусе Соколова, но приплёл и какого-то Веретенникова. В своей энергичной и самоуверенной манере он произнёс: «Историческим корпусам Соколова, Веретенникова должно быть возвращено их изначальное значение и архитектурный облик. Корпус Соколова построен в 1814 году (!) и рассчитан на хранение 350–500 тысяч книг (откуда он взял эти цифры?). Сейчас там больше 5 миллионов изданий (в корпусе Соколова или во всех перечисленных выше зданиях?). Что нужно сделать?.. Исторические корпуса вернуть к их историческому виду ... Чтобы в центре города была та библиотека, которую планировали наши императоры. С теми же самыми колоннами, картинами, скульптурами, занавесками». Интересно, как он собирается вернуть картины и скульптуры, переданные в художественные музеи, и как в это вписывается выход из читального зала В. И. Собольщикова во дворик с фонтаном? А ещё А. И. Вислый любит рассказывать, что в здании Библиотеки на наб. Обводного канала, которое возвращается РПЦ, хранятся личные библиотеки российских императоров (см., например, пресс-конференцию ИТАР-ТАСС от 11.01.2017). Не верьте, их там нет. Я даже не знаю, как это всё можно назвать. Непрофессионализм? Кому дано право так вольно и небрежно обращаться с историей, неважно, большой или малой, вбрасывать в общественное сознание выдуманные даты, факты, события? Можно ли после этого полагаться на компетентность А. И. Вислого в других вопросах? 

Огорчают его размышления по поводу избыточности обязательных экземпляров. Он говорит: «Давайте посмотрим на ситуацию, которая сейчас сложилась. Российская книжная палата, то есть ИТАР-ТАСС, получает один полный печатный (далее объяснения, что такое печатный и как его много), это всё поступает в Российскую книжную палату и в одном экземпляре хранится вечно. Плюс Российская книжная палата получает один электронный обязательный экземпляр, начиная с первого января 2017 года. Два обязательных печатных экземпляра получает Российская государственная библиотека, плюс Российская государственная библиотека получает ещё один обязательный электронный экземпляр... И ещё два обязательных печатных экземпляра получает Российская национальная библиотека. Конечно, вот получается, что, если посчитать, — пять печатных экземпляров и два электронных экземпляра для вечного хранения. Ну, наверное, нужно чуть-чуть поменьше, да?»

Нет, поменьше не нужно. Все развитые страны имеют несколько архивов вечного хранения своей национальной печатной продукции, подстраховывающие друг друга на случай возникновения обстоятельств непреодолимой силы, и расположенные в разных частях страны. Это вырабатывалось веками практики и не может быть с лёгкостью перечёркнуто. Зачем вообще складывать между собой обязательные экземпляры трёх разных учреждений, у каждого из которых свои задачи и свой фронт работ? Как можно этого не понимать? Как можно ничтоже сумняшеся суммировать фонды РНБ и РГБ, оценивать их как некое излишество и дублирование обязательного экземпляра? Эти библиотеки находятся не только в разных мегаполисах, но и в разных регионах России, каждая предназначена для своей огромной аудитории, как теперь принято говорить, пользователей.

Здесь возникает и другой пассаж — об единой электронной подписке на зарубежные базы данных. «Ну, мы тратим большие деньги, — говорит он, — и Российская государственная библиотека, и Российская национальная библиотека на то, чтобы подписаться на зарубежные электронные ресурсы, причём, ну, соответственно, одни и те же». То есть, по его понятиям, происходит опять дублирование и известно, что, по его мнению, право этой подписки должно быть предоставлено только РГБ. Из этого следует, что РНБ лишат денег на подписку, их и так сокращают каждый год, (соответственно, упразднят и службу вместе с сотрудниками, занимающуюся подпиской, двойная экономия!), а огромное научное сообщество северной столицы и всего Северо-Западного округа потеряет возможность пользоваться новейшими зарубежными электронными научными ресурсами в своём регионе. Директор РНБ (?) бодро уверит, что никто ничего не потеряет, будет обеспечен доступ для всех. Однако полагаться на его уверения я бы не стала, и для этого есть основания. Так, на недавно прошедшей пресс-конференции ИТАР-ТАСС в Санкт-Петербурге (3 марта), Татьяна Эдуардовна Шумилова отметила один нюанс о возможностях использования совместно созданного шестью крупнейшими библиотеками России, включая РНБ и РГБ, электронного ресурса «Сводный каталог русской книги XIX века (1826–1917)», доступ к которому в РНБ ограничен четырьмя точками. Во всей огромной библиотеке, расположенной в разных зданиях города, работать с этой базой данных можно только на четырёх компьютерах, что не отвечает потребностям библиографов, обслуживающих читательские запросы. «Я спрашивала, в чём дело? — говорит она, — Мне ответили, что таково условие РГБ». Но если РГБ, пусть таким примитивным способом (ну, в самом деле, доступ же есть!) ограничивает доступ даже сотрудникам Библиотеки к совместно созданному ресурсу, то каковы гарантии, что она предоставит свободный доступ читателям РНБ к купленным электронным ресурсам? Это будет уже собственность РГБ. Я думаю, таких гарантий не существует.

Реальность такова, что РНБ постепенно, но планомерно задвигают. Яркий пример тому — новая редакция закона об обязательном экземпляре, на что, кстати, указывал В. Р. Фирсов. На последнем Конгрессе ИФЛА (август 2016) не было ни одного представителя РНБ — это тоже показательно. Сколько всего ещё происходит подспудно, незаметно для постороннего глаза, могут рассказать только работающие в ней. Но негативная роль А. И. Вислого в развитии РНБ как национальной библиотеки, по-моему, видна уже невооружённым глазом.

Возвращаюсь к пресс-конференции. Неловко говорить о прописных истинах и устраивать ликбез, но поскольку с непониманием этих истин сталкиваешься даже в библиотечной среде, приходится о них говорить. Я прошу коллег извинить меня, это адресовано, конечно, не вам.

Для чего нужны два обязательных печатных экземпляра каждой из национальных библиотек? Один экземпляр предназначен для вечного хранения, другой — для обслуживания читателей. В процессе использования книги, журналы, газеты и проч. изнашиваются, приходят в негодность, утрачиваются. Наличие экземпляра вечного хранения позволяет восполнить пользовательский фонд их копиями, а при необходимости, в предусмотренных правилами библиотеки случаях, выдать и оригинал. Если национальные библиотеки будут получать по одному обязательному экземпляру, выполнять обе функции — и вечного хранения, и обслуживания — они не смогут. Директор национальной библиотеки должен бы это знать. Говорить о том, что электронный обязательный экземпляр (ЭОЭ) коренным образом изменит ситуацию рано. Да и какое дело РНБ до того, что он имеется в Москве в двух учреждениях, которые ничего не имеют право с ним делать, и только одно из них гипотетически сможет им обслуживать через систему своих читальных залов. Это РГБ, исходя из логики А. И. Вислого, может отказаться от одного печатного экземпляра, а РНБ этого сделать не может. Его тезис о том, что библиотеки в случае утраты печатного экземпляра (хоть 200 книг!) смогут их напечатать с электронного (заметьте, не изготовить копию: ксерокс, микрофильм, электронную копию, а напечатать новую книгу с оригинал-макета), поразил моё воображение. Не знаю, как это с точки зрения закона (пусть с этим разбираются издатели), но с точки зрения материально-технической базы библиотек, когда они чудовищно ограничены в выпуске даже собственных трудов, это звучит фантастично. Сразу вспомнилась крылатая фраза: «И тут Остапа понесло». Вопрос о комплектовании и использовании ЭОЭ требует дальнейшей серьёзной проработки. На мой взгляд, принятый в настоящее время закон об ЭОЭ печатных изданий, по большому счёту, решает лишь одну сугубо техническую задачу — облегчение наполнения Электронной библиотеки. Проблема же сохранения обязательного экземпляра собственно электронных изданий, не предназначенных для печатной версии, которые по образному выражению Л. Арнольд-Стретфорд, со временем исчезают, растворяются в какой-то чёрной дыре (см. VII Всерос. науч.-практ. конф. от 27.03.17, РНБ), вообще не обсуждается А. И. Вислым. Однако именно здесь образуется большая черная дыра в фондах национальных библиотек России, отвечающих за сбор и сохранение отечественного репертуара издательской продукции.

Пассаж об «Евгении Онегине» удручает. Дословно: «А сколько экземпляров в электронном виде должно быть “Евгения Онегина”? Ну один, ну два, ну три, да? А сколько реально печатных экземпляров “Евгения Онегина” хранит каждая национальная библиотека? Больше 10 тысяч! Поэтому всё равно всё печатное и оцифровать не надо». Мне не очень понятно, что он подразумевает под экземплярами «Евгения Онегина», только отдельные издания романа или все его публикации в составе сборников, избранных, собраний сочинений А. С. Пушкина. Бог с ним, не это главное. Беда заключается в том, что «главный библиотекарь страны» не понимает, что оцифровывать надо все издания, а не один, два, три или какое-то особо иллюстрированное.

Каждое отдельное издание, неважно какого произведения, пусть это будет «Евгений Онегин», после выхода в свет, становится самостоятельным предметом и объектом материальной культуры. Из изданий, издательских единиц, а не из произведений, складывается национальный издательский репертуар, именно с ним работают библиотеки. Это прописная истина, не знать её было бы простительно физику, директору национальной библиотеки это непозволительно. Сколько бы условных «Евгениев Онегиных» не было выпущено отдельными изданиями, каждое из них должно быть представлено в Национальной Электронной Библиотеке.

Однако здесь возникает очередное недоразумение. Для профессионала слово «Национальная» означает — включающая в себя весь национальный репертуар печатной продукции. Но, оказывается, сейчас об этом речь не идёт, сейчас формируется «общая электронная библиотека ОЭБ», служащая основой НЭБ, которая будет, возможно, когда-то в необозримом будущем, лет этак через 100–200. Попросту говоря, создаётся электронный ресурс избранных трудов — наиболее актуальных, значимых в научном, художественном или ином отношении. Заниматься отбором литературы для этого ресурса будут экспертные советы. Всё это А. И. Вислый проговорил на пресс-конференции.

Позвольте, отчего же тогда столько разговоров о «Национальной Электронной Библиотеке», ради которой готовы пожертвовать многим, почему такой наезд на традиционные библиотеки? 

В данной ситуации они ничуть не утрачивают свой роли и значения. Хорошо известно, что никакой избирательный контент, как бы он хорошо не был продуман и составлен, не может удовлетворить все, часто непредсказуемые запросы общества, а уж потребностям науки это не отвечает вообще. Если ОЭБ не решает тех грандиозных задач (всё будет в электронном виде и всем доступно), которые публично озвучиваются, зачем же разводить столько спекуляций вокруг электронных ресурсов, которые, в соответствии с риторикой модернизаторов, уже почти что сделали не нужной традиционную библиотеку?

Постоянно проявляющаяся в разных аспектах некомпетентность современных руководителей (эффективных менеджеров) библиотечной отрасли, несёт в себе большие угрозы не только для библиотек, но и для всей отечественной культуры, её образования и науки. За последние годы уже нанесён немалый урон всем этим сферам, здесь я имею ввиду, конечно, не только А. И. Вислого. К примеру, в последние несколько лет библиотекам стали запрещать вести международный книгообмен, потому что новые начальники, прежде всего в Министерстве культуры, не понимают, что такое международный книгообмен, как это можно обмениваться книгами, не прозрачная система. То, что это и есть основной источник комплектования нашей страны зарубежной литературой, их, видимо, совсем не волнует. Вот в XIX в. понимали, и «ужасные» советские чиновники понимали, а нынешние — не понимают, обмениваться запрещают, но и необходимых сумм на покупку иностранной литературы не дают. В итоге Россия в последнее время не получила многих, необходимых для поддержания нормальной научной работы, зарубежных изданий. Но это другая тема.

На пресс-конференции А. И. Вислый отчасти признал, что есть своя специфика в библиотечной работе, требующая ещё каких-то дополнительных знаний: «По себе знаю, человек, который с IT-шным образованием, приходя в библиотеку, первое, что начинает думать: а чего там делать? Там всё крайне просто, но потом оказывается, что это совсем не так и вообще не так». Жаль только, что это его понимание ограничивается сферой айтишной деятельности.

О том, что в библиотечной работе вообще всё не так просто — от комплектования, каталогизации, систематизации, хранения, научного описания, раскрытия фондов посредством различных каталогов, картотек, многообразной системы библиографических справочников и до обслуживания, — судя по его выступлениям, он всё-таки не догадывается, и в этом заключается корень зла.

Мы переживаем очередной большой виток развития технического прогресса, вынесшего на передовую библиотечного «фронта» IT-шников. Я думаю, что никто не сомневается в том, что нужно развивать электронные ресурсы и уважительно относиться к этим специалистам. Однако было бы очень хорошо, если бы они просто занимались своим делом, действовали бы в рамках своей компетенции и не определяли общую библиотечную политику государства, не влияли на вопросы стратегического развития отрасли в целом.

Не нужна «коренная модернизация всей библиотечной системы». Необходимо поступательное, эволюционное развитие библиотечной отрасли страны, с бережным отношением и сохранением всего накопленного и созданного в ней веками.

Современную «культурную» политику определяет, конечно, Министерство культуры, оно изобретает реформы, повсюду на местах насаждая своих реформаторов-исполнителей. А. И. Вислый — один из них, очень энергичный, находчивый, самоуверенный, циничный и, увы, недостаточно компетентный в деле, которым руководит. Наверное, он был бы на месте на каком-нибудь хозяйственном посту, а вот Российскую национальную библиотеку от него надо спасать.

zverevairina2015@yandex.ru