Михаил Матвеев, старший научный сотрудник отдела истории библиотечного дела РНБ, кандидат педагогических наук

Анализ проиведений зарубежной литературы ХХ века раскрывает то незавидное положение, которое занимает библиотечная профессия в глазах западного писателя.

В предыдущей статье мы рассмотрели особенности изображения библиотек и библиотекарей в художественной литературе 1910—30-х гг. Тогда и возникли основные стереотипы, связанные с библиотечной профессией. В конце 1940-х, 1950—60-е гг. существенных перемен не произошло — напротив, в этот период «библиотечные» стереотипы окончательно утвердились и «зафиксировались» в художественных произведениях. Единственное принципиальное «новшество», которое появилось в литературе после окончания Второй Мировой и в особенности в годы холодной войны, — это участие библиотекаря в разного рода «шпионских играх» (об этом мы говорили в статье, посвященной детективной литературе — журнал «Библиотечное Дело» № 9, 2003).
Любопытно, что наиболее ярким выражением «библиотечного» стереотипа во второй половине ХХ в. стал даже не роман, а мюзикл и одноименный фильм M. Willson «Музыкальный человек». Его героиня — закомплексованная и старомодная библиотекарша Мэрион из провинциального американского городка — стала едва ли не главным «олицетворением» библиотечного работника вплоть до конца ХХ в.12
Зарубежные исследователи называют разные причины «долголетия» «библиотечного» стереотипа.
1. Библиотечные работники выглядят немолодыми и старомодными потому, что приток молодежи в библиотеки и тогда был невелик — многие студенты, получив библиотечное образование, становились учителями, референтами, секретарями и т. д.
2. Существенного «противовеса» стереотипу не возникало, поскольку для многих людей библиотечная профессия была временной или вынужденной остановкой в поисках более привлекательной работы.6, 11
3. В библиотеку ходят прежде всего бедные слои населения, и они в общественном сознании часто воспринимаются как своеобразный «приют для неудачников».8
4. Писатели обычно не ставят перед собой задачу подробного изучения деятельности библиотеки, предпочитая довольствоваться расхожими мнениями и своими читательскими впечатлениями. Так возникает представление о библиотечной профессии как рутинной и скучной работе, сводящейся в основном к дублированию карточек, проставлению штампов и приему штрафов за просроченные книги (разумеется, с неизбежными конфликтами между библиотекарями и читателями).
Повсеместное распространение «библиотечных» стереотипов (и «мужских», и «женских») привело к тому, что библиотекари в художественной литературе стали описываться не как живые люди, а как некие «ходячие конструкции», начисто лишенные оригинальности и чувства юмора. Некоторые зарубежные исследователи иронически отмечают, что библиотекарь в художественной литературе — это даже и не человек, а нечто среднее между комнатным растением и аппаратом для выдачи книг.4
Ситуацию усугубило то, что писатели имели обыкновение изображать библиотекарей как психически неуравновешенных личностей, а библиотеку — в качестве символа крушения жизненных планов. Персонажи-библиотекари выглядят так, словно они когда-то падали с высокой табуретки или стремянки и при этом сильно ударились головой.9 Наиболее любопытно то, что подобное падение писатель иногда воспроизводит буквально. Приведем несколько выдержек из романа Ф. Рота «Прощай, Коламбус» (1959 г.).
1. Главный герой работает библиотекарем в одной из американских публичных библиотек — помпезной и жалкой одновременно: «У входа в библиотеку довольно жалкой стражей возвышались бетонные львы, страдавшие, как водится у их собратьев, слоновой болезнью, усугубленной атеросклерозом».2 Парадная лестница библиотеки, по которой поднимались читатели, «...являла собой подражание какой-то мраморной лестнице в Версале, но юные дочери итальянских кожевников, польских пивоваров и еврейских скорняков, облаченные в свитеры и брюки, при всем воображении никак не походили на графинь». Помимо эмигрантов, «читательскую публику» представляли галдящие студенты и «древние старухи, разглядывавшие через пенсне пожелтелые страницы давнишних номеров “Ньюарк ньюс”».2 Заметим, что подобное описание довольно типично для зарубежной художественной литературы: читатель «среднего возраста» писателями обычно игнорируется, и привести его в библиотеку может разве что исключительное стечение обстоятельств.
2. Герой полагает, что, проработав в библиотеке несколько лет, он уже не сможет из нее вырваться, и она будет беспросветным тупиком на всю оставшуюся жизнь: «Для меня же библиотека никогда не могла стать делом всей жизни — я это точно знал. Тем не менее, мистер Скапелло — старый евнух, который каким-то образом научился говорить как настоящий мужчина, — намекнул мне, что после моего отпуска он, возможно, повысит меня по службе, переведя в справочный отдел на место, которое стало вакантным с того самого дня, когда Марта Уинни, навернувшись с табуретки, раздробила хилые косточки, которые в собранном виде являли собой основы той части тела, что зовется у дам, вдвое моложе Марты Уинни, бедром.
Вообще, коллеги мои были весьма странными людьми, и я, признаться, часто недоумевал: каким ветром меня сюда занесло и почему я здесь остался? Но время шло, и вскоре я уже покорно ждал того дня, когда зайду покурить в мужской туалет, взгляну в зеркало и увижу, что кожа моя поблекла и что под ней <...> появилась тонкая воздушная прослойка, отделяющая кровь от плоти. Кто-то вогнал мне под кожу воздух, пока я штамповал книги, и отныне целью моей жизни станет <...> оцепенелое топтание на месте. Я начал страшиться такой перспективы, и тем не менее моя безвольная преданность своему делу приближала эту перспективу с той неизбежностью, с какой мисс Уинни приближалась в тот злополучный день к краю табуретки, пытаясь дотянуться до «Британники». Теперь табуретка пустовала и ждала меня».2 В итоге, потерпев неудачу в личной жизни, герой так и остается в библиотеке.
3. Другие библиотекари, описанные в романе, выглядят и вовсе карикатурно. Один из них, Джимми Бойлен, был «подростком пятидесяти лет со слезящимися глазами, который разгружал с тележки книги, поступившие из хранилища». Другой персонаж, Джон Макки, представлял собой типичного педанта и аккуратиста, видящего свое призвание именно в профессии библиотекаря: «Он был одет в светло-голубые брюки, черные туфли, белоснежную рубашку с эластичными нарукавниками, которую украшал длинный вязаный галстук зеленого цвета с огромным виндзорским узлом, подпрыгивавшим всякий раз, когда Джон двигал кадыком. Изо рта у него пахло бриолином, а от волос пахло, как изо рта».2
Любопытно отметить, что библиотечная профессия подвергалась критике даже в тех произведениях, где работа библиотек описывалась вполне объективно и даже не без авторской симпатии. Яркий пример этого — роман Г. де Бройна «Буриданов осел» (1966), по глубине и подробности «разработки» библиотечной тематики значительно отличающийся от большинства других художественных произведений.
Основные действующие лица романа, действие которого происходит в ГДР в 1960-е гг., — заведующий одной из районных библиотек Берлина Карл Эрп, его жена Элизабет (тоже библиотекарь) и подающая надежды практикантка Бродер из библиотечного училища, ставшая любовницей Эрпа. Ситуация сама по себе достаточно неожиданна, поскольку в художественной литературе библиотекарь чаще всего изображается как совершенно одинокий человек.
В этом романе описаны многие непосредственные проблемы библиотечной профессии. Так, Карл Эрп в юности был полон энергии, рьяно изучал проблемы читательского восприятия, сочинял научные статьи, увлекался «буржуазной наукой» социологией, но... так и не смог четко определить цели своей работы. Итог был закономерен: герой отступил в мир довольства и комфорта и стал типичным самоуверенным начальником — «красноречивым критиком собственной деятельности», всегда имеющим «наготове объяснения, извиняющие все ошибки».1
Есть в романе и своеобразный «сниженный» двойник Эрпа — начинающий карьерист Крач, для которого библиотека была чем-то вроде «кормушки для выхолощенных, поверхностных, нетворческих, полуобразованных, невежественных людей», но которую он все же использовал в качестве «ступеньки» для дальнейшей карьеры.1 В целом все начальники делятся в романе на две категории: те, кто полностью замыкается на своей деятельности и впадает в «мелкое администрирование» и «пустое теоретизирование», и те, кто любыми путями стремится уйти в Министерство культуры, в институт на преподавание или в другую отрасль.
Г. де Бройн обращает внимание и на встречи библиотечной общественности (совещания и конференции). Их особенность в том, что сами по себе они мало кому интересны и не дают ярко выраженной практической пользы. По сути, интерес представляет не то, что на них говорится, а то, что происходит в кулуарах во время перерывов, ибо именно там «закладываются первые кирпичи в фундамент библиотекарских браков и обнажаются оборотные стороны медалей за заслуги».1
Не пропустил автор и одну из основных проблем библиотечной профессии — отсутствие видимых результатов труда: «Можно ли увидеть своими глазами непосредственное воздействие литературы? Прочитаешь об этом в газете — почешешь в затылке и останешься при своем мнении. Только этим и можно объяснить, что многие библиотекари с увлечением занимаются статистикой, систематизацией, классификацией и легко становятся смешными в глазах окружающих, особенно женщины, если у них нет ни детей, ни мужа и они живут ради шифров и каталогов, старея, как и эти последние...».1
Другая проблема связана с недостаточностью (и даже некоторой неполноценностью) библиотечного образования. Карл Эрп отмечает: «Призрак ходит по нашей профессии <...> — призрак вынужденного поверхностного всезнайства, который грозит лучшим из нас, именно лучшим, только лучшим, если они вовремя не дадут тягу: наверх, в управление, то есть не станут руководителями, <...> или в сторону, в другие области, или вниз, в безыдейную и бездушную библиотечную технику, <...> или же в пессимизм».1
Библиотекаря подстерегает и другая крайность, именуемая в романе «эрудитоманией». Начитанному эрудиту всегда нужна публика для выступлений, а люди всезнаек обычно не терпят, считая слишком обширные знания проявлением своеобразной болезни. Это показано на примере одного из сослуживцев Эрпа — Риплоза, бывшего канализационного рабочего: «Для наглядного подтверждения как преимуществ, так и недостатков всесторонних знаний жизнь Риплоза давала материал в избытке: за его любовь к литературе, внезапно оказавшейся под запретом, коричневорубашечники заставили его снова нырять в канализационные стоки; книги по психопатологии указали ему путь из казармы вермахта в психиатрическую лечебницу, где выдающиеся способности (и страстная увлеченность) в области систематизации опять-таки стали для него роковыми — один хитроумный нацистский врач передал ему руководство тамошней библиотекой, чтобы затем на основании безупречно составленных им каталогов разоблачить в нем симулянта; в Средиземном море Риплозу, сбежавшему на лодке солдату штрафного батальона, спасли жизнь его познания в навигации. Новый строй, нуждавшийся в знающих людях и умевший использовать их, тащил и толкал этого всезнайку-антифашиста из районной библиотеки по крутой тропе вверх, вплоть до центрального управления... Но так как он не был способен к поверхностной радикальности, а болезнь его все более усугублялась, началось его медленное и почетное нисхождение: директор библиотечного училища, доцент, <...> редактор отраслевого журнала, директор библиотеки и, наконец, сотрудник районной библиотеки столицы».1
В то же время начитанность библиотекаря еще не означает, что он хорошо образован. В этом отношении необразованность — это не только пробелы в знаниях, но и отсутствие тактичности, юмора, гибкости мышления и т. д.
Как ни странно, в романе Г. де Бройна нашлось место и обычным «библиотечным» стереотипам (и это еще один пример того, когда стереотипы воспроизводит человек, знающий библиотечное дело не понаслышке):
• Карл Эрп терпит полное фиаско в личной жизни;
• во время свиданий Бродер и Эрп не находят ничего лучшего, как систематизировать по УДК темы своих разговоров;
• библиотека в романе уподобляется храму, но не храму знаний, а храму как некоему величественному и загадочному для посетителей строению (прилавок библиотечному работнику необходим «как епископу кафедра», а без сердечности библиотекарю не обойтись «как священнику без ладана»).1
В 1970—1990-е гг. негативные представления о библиотечной профессии упорно продолжали держаться на страницах художественной литературы. Этому не мешало даже то, что во многом «библиотечные» стереотипы уже утратили связь с реальной действительностью. Зарубежные исследователи называют различные причины, приведшие к столь плачевному положению.
1. Негативное представление о библиотеке чаще всего закладывается с детства, и здесь имело значение то обстоятельство, что во многих странах (включая США) в школьных и небольших публичных библиотеках на протяжении всего ХХ в. не хватало библиотекарей со специальным образованием.13, 14 Читатели (и в особенности дети и подростки) лучше запоминали не приветливых и дружелюбных библиотекарей (даже если их было большинство), а тех, кто откровенно грубил посетителям или равнодушно относился к своему делу. И когда некоторые из этих детей стали писателями, то сохранили негативное представление о деятельности библиотек на целые десятилетия.
2. Описать непосредственную деятельность библиотеки достаточно сложно, поскольку в работе библиотекаря имеется немало рутинных моментов. Именно поэтому писатели и начинают пользоваться расхожими стереотипами или намеренно «сгущают краски»: «Так тихие каталогизаторы становятся маньяками из-за какой-нибудь точки или запятой; классификаторы проявляют склонность к созданию идиотских схем; те, кто имеют хорошую память, выглядят смешными, когда произносят по памяти запутанные шифры; хорошо начитанные библиотекари ничего не делают, а только читают; технические же работники писателями и вовсе игнорируются».5
3. Стереотип очень удобен и для читателя, и для писателя, поскольку в данном случае писателю не надо думать над непосредственным наполнением образа, а читателю — над тем, почему это вдруг библиотекари описываются не так, как их обычно представляют. Другими словами, стереотип привлекателен потому, что позволяет быстро оценить и классифицировать то или иное событие, явление или человека.14
4. В какой-то мере на представления о библиотечной профессии влияла и традиционно низкая зарплата библиотечных работников (в общественном сознании низкая зарплата чаще ассоциируется с плохим обслуживанием и неквалифицированным персоналом).8
5. Причина долголетия «библиотечных» стереотипов в том, что ни писатели, ни «широкая публика» не стремятся доподлинно узнать, как же именно работают библиотеки.5, 11
Постоянное использование стереотипных описаний привело к своеобразному «обеднению» самой темы: в конце ХХ в. про библиотеку уже не писалось ничего нового. В свою очередь, набор «шуточек», которые писатели отпускали (и отпускают) в адрес библиотечных работников, тоже оказался весьма ограниченным.10 В результате у совершенно разных авторов можно обнаружить не только одинаковые описания библиотекарей, но и похожие «библиотечные» анекдоты.
Так, у M. Drabble в романе The needle's eye (1972) есть вполне «стандартное» описание библиотеки, усиленное одним из наиболее «бородатых» библиотечных анекдотов: «Она повернула за угол, на жилую улицу с грязными газонами, и там была библиотека — современное уродливое здание, длинное, абсолютно не вписывающееся в окружающий ландшафт. Глядя на него, трудно было понять, в чем дело: то ли оно было «опорочено» окружающими строениями, то ли само «позорило» их. Иногда весной библиотека выглядела вполне достойно, особенно когда распускались цветы на деревьях, посаженных, казалось бы, прямо в бетон. Но сейчас была еще не весна.
Много народу в библиотеке не было — вообще-то она была почти пуста. Две пожилые леди виднелись в отделе, где были собраны любовные романы. Роуз не одобряла библиотеку, в которой книги классифицировались подобным образом... Негр и индеец сидели за столами и пытались читать. Столы для читателей определенно не были сконструированы так, чтобы за ними было удобно работать, и Роуз уже слышала, как читатели жаловались на это библиотекарю. А сейчас, пока она стояла, ожидая, когда можно будет вернуть две просроченные детские книжки, она услышала нечто гораздо более страшное. Перед ней стоял мужчина — по виду вроде из Ганы, хотя в африканцах очень трудно разобраться, даже часто с ними сталкиваясь, — и он попросил библиотекаршу дать ему книгу. Ну казалось бы, что тут особенного? Роуз слышала, что он сказал. Он спросил библиотекаршу, есть ли в данной библиотеке «Ферма животных». Нельзя сказать, чтобы его произношение было совершенно правильным, но Роуз совершенно точно поняла, что он спросил. К ее величайшему изумлению, библиотекарша тут же прервала читателя, заявив, что такой книги в данной библиотеке, конечно, нет, поскольку она не комплектуется справочниками по сельскому хозяйству, а если он желает получить такого рода литературу, ему надо обратиться в отраслевую библиотеку. Роуз была бы рада, если бы мужчина что-нибудь ответил на это, но нет — он всего лишь медленно приподнял брови и вернулся к каталогу, чтобы взглянуть на карточки. Отдав детские книжки и заплатив за них такую пеню, какую нормальные публичные библиотеки никогда бы не затребовали с детей, Роуз задумалась: то ли ей попытаться выяснить отношения с библиотекаршей, то ли помочь тому незадачливому негру, который все еще боролся с каталогом, но, конечно, не сделала ни того, ни другого. Вместо этого она поинтересовалась, как пройти в секцию, где располагалась юридическая литература, и библиотекарша ответила ей то ли с равнодушием, то ли со злобой, и это еще более ухудшило ситуацию».7
Объективности ради заметим, что Роуз, будучи юристом по профессии, решила поразмышлять, почему же в библиотеках происходят такие «казусы», и пришла к выводу, что здесь все не так уж и просто: определенную роль играет недостаток общей культуры у отдельных библиотекарей, отчасти «виновны» языковые проблемы, а отчасти — нервные и достаточно тяжелые условия труда (в конце концов, редко кому приходится видеть столько сумасшедших, бродяг и эмигрантов, как библиотекарю). Что же касается небезызвестной сказки Д. Оруэлла, то в конечном итоге Роуз все-таки нашла ее на открытом доступе в детском отделении и торжественно вручила ее замученному африканцу.
Другой пример не менее выразителен, но никаких «оправданий» библиотекарю в нем уже нет. Речь идет о романе У. Стайрона «Выбор Софи» (1979). Его главная героиня — полячка Софи Завистовская, прошедшая через ужасы Освенцима и потерявшая отца, мать, мужа и детей — после Второй Мировой войны эмигрирует в Америку и живет в дешевом пансионе в Бруклине. Однажды она зашла в библиотеку Бруклинского колледжа и «...обнаружила за стойкой библиотекаря-нациста. Нет, он, конечно, не был нацистом — не только потому, что на белой дощечке черными буквами было выгравировано «мистер Шолом Вайс», но и потому... ну разве мог нацист выдавать книгу за книгой из собрания всей человеческой мудрости, хранившегося в библиотеке Бруклинского колледжа?
Но Шолом Вайс, бледный угрюмый мужчина лет тридцати, в роговых очках, придававших ему воинственный вид, и с зеленым козырьком над глазами, был так разительно похож на тупоумного, непробиваемого, лишенного чувства юмора немецкого бюрократа, получеловека-получудовище, каких Софи знавала в прошлом, что у нее вдруг возникло страшное чувство, будто она снова очутилась в оккупированной Варшаве».3
Софи попыталась спросить, есть ли в библиотеке книга ее любимой американской поэтессы Эмили Дикинсон, но при этом волновалась, говорила с акцентом, и... получила обескураживающий ответ: «Чарльз Диккенс — английский писатель. А американского поэта по имени Диккенс — нет. — Голос прозвучал так резко и враждебно, точно полоснул ныожом. <...> Софи не уловила момента, когда где-то в дальнем уголке безжалостного мозга Шолома Вайса произошло осознание того, что она глупо и нахально возражает ему. <...> голос библиотекаря прорезал тишину, царящую обычно в библиотеке, так что вдали смутно зашевелились тени голов. Это был хриплый, царапающий по нервам шепот — вздорный, исполненный яда непонятной злобы ответ, в который было вложено все скудоумие и возмущение мелкого, наделенного властью обывателя».3
В целом описание библиотек и библиотекарей в художественной литературе второй половины ХХ в. характеризуют следующие особенности:
• стереотипные представления о библиотечной профессии получили повсеместное распространение. При этом упрощенно-карикатурные изображения библиотекарей сочетались с критикой работы библиотек в целом;
• на изображение библиотек и библиотекарей оказывал влияние большой набор факторов — и сюжет произведения, и позиция писателя, и его осведомленность (или неосведомленность) о работе библиотек и т. д.;
• к концу ХХ в. изображения библиотек и библиотекарей в художественной литературе практически перестали зависеть от того, что происходило в реальных библиотеках.

1 Бройн Г. де. Избранное: Сб. / Пер. с нем.; Вступ. ст. И. Млечиной. — М.: Прогресс, 1982. — 564 с.
2 Рот Ф. Болезнь Портного; Профессор желания; Прощай, Коламбус: [Пер. с англ.]. — М.: Фирма «ВиМо», 1994. — 508, [2] с.
3 Стайрон У. Выбор Софи: Роман / (Пер. с англ. Т. Кудрявцевой). — СПб.: Лик, 1993. — 702, [1] с.
4 Brown-Sved C., Sands C. B. Librarian in Fiction: A Discussion // http://www.valinor.ca/e13.htm
5 Chaintreau A.-M., Lemaitre R. Fanny Libraries // The Image of the library: Studies and views from several countries: Collection of papers / Ed. by V. D. Stelmakh. — Haifa, 1994. — P. 40—56.
6 Dain P. Women's Studies in American Library History: Some Critical Reflections // Journal of Library History. — 1983. — Vol. 18, № 4. — Р. 450—463.
7 Drabble M. The needle's eye: A novel. — New York: Knopf, 1972. — [11], 371 p.
8 Engle M. The role of archetypal images in the humanization of librarianship. The Archetype of the crone in librarianship // http://www.arislib.library.cornell.edu/ archetype.html
9 Frylinck J. Image from the shelves. How librarians stack up in literature // The Image of the library: Studies and views from several countries: Collection of papers / Ed. by V. D. Stelmakh. — Haifa, 1994. — P. 57—67.
10 Gerard D. The fictional librarian // The Image of the library: Studies and views from several countries: Collection of papers / Ed. by V. D. Stelmakh. — Haifa, 1994. — P. 78—94.
11 Hall A. Behind the bun, or Batgirl was a librarian // http://www.molo.lib.ch.us/molo/STAFF/bat2.html
12 Music man = Музыкальный человек / Dir. by M. DaCosta; Wr. credits: M. Willson, F. Lacey; Produced by: M. DaCosta, J. Freeman; Film ed. by W. H. Ziegler; Cast: R. Preston (Harold Hill), S. Jones (Marian Paroo), B. Hackett (Marcellus Washburn). — USA: Warner Bros., 1962. — 151 мин., цв. США. Музыкальный.
13 Wallace L. The image — and what you can do about it in the year of the librarian // http://www.dialogweb.com
14 Wilson P. Stereotype and status: librarians in the United States. — Westport: Greenwood press, 1982. — 225 р.