Вера Вадимовна Кнорринг, главный библиотекарь отдела литератур стран Азии и Африки РНБ, кандидат исторических наук, Санкт-Петербург

На рубеже XIX и ХХ столетия возникла интереснейшая самобытная литература на идише, начался новый этап в книгоиздание, произошёл невиданный расцвет еврейской книги.

Книги, о которых я хочу рассказать, относятся к началу второго десятилетия двадцатого века. Эти годы с некоторой долей условности можно назвать «серебряным веком» литературы на идише. В самом деле, в творчестве еврейских литераторов той поры есть и нарочитая усложнённость текстов, и тонкий психологизм, и эстетство, и декаданс. Одновременно они испытывали огромный интерес к фольклору, национальной истории и стремились выразить в художественных формах какую-то национальную идеологию.
Позволю себе обратить внимание на чрезвычайно динамичное развитие литературы на идише. Лишь несколько лет отделяют «серебряный век» от «золотого», когда творили классики — Менделе Мойхер Сфорим и Шолом-Алейхем. Вообще, светская еврейская книга в современном понимании этого слова возникла очень поздно: до начала XIX века она по преимуществу была религиозной. Книги на идише не украшали никакими иллюстрациями. Сказывались не столько религиозные запреты (многие еврейские рукописи, например, богато иллюминованы), сколько стремление к максимальной дешевизне изданий. Еврейская книга позапрошлого столетия — обычно тоненькая тетрадка, лишённая обложки, да к тому же нередко дурно отпечатанная.
Удивительно, что на рубеже XIX-ХХ столетий не только возникла интереснейшая самобытная литература на идише, но и расцвело книгоиздание. Думается, истоки этого явления лежат в еврейском народном творчестве. Обе книги, о которых ниже пойдёт речь, служат тому превосходным примером.
История Иосифа
Жанры еврейского фольклора чрезвычайно разнообразны. Это не только песни, но и своего рода романы, а также драматические произведения. Их сюжеты часто заимствовались из Библии. Происходило это так: допустим, в раннем средневековье появлялась рукопись с комментариями на тот или иной библейский сюжет. Она многократно переписывалась, в Гутенберговскую эпоху — тиражировалась, постепенно видоизменялась и, наконец, становилась достоянием устного народного творчества. Известно, что вплоть до Первой мировой войны в еврейских местечках по праздникам разыгрывались любительские спектакли под названием «Акейдос Ицхок» и «Мхирас Йосеф», то есть «Жертвоприношение Исаака» и «Продажа Иосифа» (замечу в скобках, что речь здесь шла не столько о продаже Иосифа Прекрасного в рабство своими братьями, сколько о дальнейших его приключениях, вплоть до неслыханного возвышения в Египте). Затем традиция прервалась, а пьесы и их источники стали предметом изучения фольклористов.
Исследования еврейского фольклора при всём их высоком научном уровне всегда были эмоционально окрашены. С тех пор, как первую же этнографическую экспедицию в черту оседлости застало начало Первой мировой войны, все последующие научные изыскания в этой области проходили под знаком предчувствия грядущих потрясений и катастроф. Буквально витала в воздухе мысль о необходимости зафиксировать как можно больше деталей обыденной и привычной жизни, пока ещё можно что-то фиксировать. Такие настроения проникали и в беллетристику.
Возможно, первая из «героинь» моего рассказа и появилась благодаря этим настроениям. Случилось это так: в 1923 г. в Берлине издательство с русским названием «Восток» выпустило книгу на идише под названием «Мхирас Йосеф». Её текст представлял собой литературную стилизацию под старинную рукопись — ту самую, которая, будучи многократно переписанной и пересказанной, в конце концов превратилась в пьесу для народного спектакля. В отличие от анонимных рукописей у книги имелся автор — Макс Вайнрайх.
Учёный с мировым именем и очень разносторонняя личность; лингвист и фольклорист, литературовед и социопсихолог; переводчик и публицист; профессор Колумбийского университета и руководитель им же созданного Института еврейских исследований (ИВО); автор пяти тысяч работ — от детской сказки до четырёхтомной «Истории языка идиш»; добрый, весёлый и симпатичный человек, — вот далеко не всё, что можно сказать о докторе Максе Вайнрайхе.
Он родился в 1894 г. в Курляндии, шестнадцатилетним юношей приехал в Петербург изучать германистику в Университете. Потом была учёба непосредственно в Германии и многочисленные поездки по европейским библиотекам, в которых хранились старинные еврейские манускрипты. Вайнрайху ещё не исполнилось и тридцати, когда он был удостоен докторского титула за диссертацию, посвящённую истории идиша. Этой темой учёный занимался всю свою жизнь. В 1940 г. Вайнрайх переселился в США, где много и плодотворно трудился и умер в 1969 г.
Макс Вайнрайх был, по нашим меркам, очень молод, когда в Берлине вышла в свет его книга «Мхирас Йосеф», на первый взгляд, очень серьёзная. Чего стоит одно её заглавие: «Продажа Иосифа. Сие взято из книги “Там-в’яшар” и из других книг, в коих содержатся чудесные сказания, собранные от Адама-первочеловека до Иешуа (Иисуса Христа. — В. К.). И из них Макс Вайнрайх извлек всё, что относилось до Иосифа-праведника, как он был продан во Египет, и как он стал там вторым после Царя, и каким образом он забрал в Египет отца со всем семейством. Всё это рассказано на нынешний лад, дабы стар и млад понять мог». Но, как уже было сказано, эта книга — литературная мистификация, а такой жанр всегда предполагает игру, шутку, розыгрыш. Так и здесь: сквозь серьёзный текст проглядывает лёгкая ирония… но не только. Мне думается, «Мхирас Йосеф» Вайнрайха — ещё и дань ностальгии автора по тем временам, когда рассказом о судьбе Иосифа заслушивались по праздникам обитатели местечек.
В полной гармонии с авторским замыслом относительно текста книги выдержано и её оформление. Оно имитирует стиль академических изданий подлинных документов. Цветистое заглавие размещено на торжественном титульном листе. Далее следует первая страница текста, отпечатанного в две колонки, с еврейской нумерацией глав и соблюдением всех мелочей, присущих такого рода книгам. Иллюстраций как таковых в книге нет: лишь рисунок на обложке, заставка и концовка. Обложка чёрного бархата с золотым тиснением, изображающая беседу фараона и Иосифа, сама по себе является подлинным произведением искусства. Заставка показывает праотца Янкева (Иакова), обнимающего обоих своих любимых сыновей — Биньомина (Вениамина) и Иосифа. Концовка — льющаяся через край праздничная чаша. Стиль гравюр напоминает благородные, сдержанные книжные иллюстрации Владимира Фаворского. Пожалуй, в них только немного сильнее чувствуется влияние эстетики модерна. Кто же был автором этого маленького шедевра?
Иосиф Чайков, художник, проживший долгую жизнь и сохранивший удивительную цельность своего таланта, несмотря ни на какие повороты творческой биографии. Он родился в 1888 г. в Киеве. Вырос в семье деда, переписчика религиозных текстов. Благочестивое ремесло на долгие годы оставило отпечаток в душе талантливого юноши: он был влюблён в еврейский шрифт, понимал его пластику и гармонию. Свой творческий путь он начинал учеником гравёра, однако уже в ранней юности Чайкова влекла к себе скульптура. По приглашению скульптора Наума Аронсона, признанного мэтра, двадцатидвухлетний Чайков отправляется учиться в Париж, где уже в 1913 г. выставляет свои работы в престижном Осеннем салоне. Затем он возвращается на Родину.
В Киеве он становится активистом удивительной организации, называемой Культур-Лига. Она способствовала раскрытию стольких талантов, что обойти её молчанием здесь просто невозможно, тем более что именно Культур-Лиге мы обязаны невиданным расцветом еврейской книги, причём не только в нашей стране.
Культур-Лига была основана в конце 1917 г. в Киеве деятелями еврейской культуры различного социалистического толка. Вскоре на Украине была провозглашена еврейская национально-культурная автономия, и Культур-Лига стала весьма значительной независимой организацией еврейской культуры и образования. Подчёркивалась дуалистичность её программы: сохранение традиционного и наработка новейшего. Культур-Лига консолидировала практически всех сколько-нибудь заметных деятелей идишской культуры, находившихся тогда на Украине. Осенью 1918 г. уже действовали образовательная, библиотечная, музыкальная, театральная, литературная и художественная секции. В Киеве были открыты Народный университет, гимназия, учительская семинария, основано издательство Культур-Лиги. Издательская деятельность Культур-Лиги и творчество художников, работавших при её Художественной секции, сыграли значительную роль в развитии книжной графики. В начале 1920-х гг. Киев стал одним из крупнейших в Восточной Европе центров издания книг на идише. С особой любовью и тщанием выпускались книги для детей.
Чайков был одним из тех, кто оформлял эти дивные книги. Он был не только прекрасным художником, но и талантливым педагогом: руководил детской художественной студией Культур-Лиги, вёл класс скульптуры в Художественной секции. К этому времени он уже выработал собственную позицию в вопросе развития нового еврейского искусства. Чайков считал, что это искусство может быть создано на основе пластических форм Древнего Востока при значительном влиянии стиля ар нуво. Книжные иллюстрации Чайкова являют собой великолепные примеры подобного сплава. Практически в каждой из них угадывается неповторимый стиль художника, и сразу чувствуется, что тот не чужд пластическим видам искусства. Особенно это заметно при взгляде на текстовые элементы оформления — обложку, титульный лист, названия разделов. Шрифт Чайкова по сути своей пластичен, хотя буквы выписаны чётко и строго.
В начале 1920-х гг. Культур-Лига начала испытывать серьёзное давление со стороны большевиков, и хотя формально она просуществовала до 1924 г., фактически прекратила существование намного раньше. Иосиф Чайков перебрался в Москву и начал было преподавать скульптуру во ВХУТЕМАСе-ВХУТЕИНе, но в 1922 г. вновь уехал в Европу и провёл в Берлине два года. Затем были возвращение в Россию, отказ от прежних эстетических идеалов и поиски новых форм в искусстве, напряжённая работа и дружба с выдающимися художниками эпохи (в том числе и с Фаворским). В 1959 г. Чайков был удостоен звания заслуженного деятеля искусств России. Спустя 20 лет он скончался в Москве. В зрелые годы он целиком отдался работе скульптора и уже не занимался книжной графикой. Мне думается, что «Мхирас Йосеф» — одна из последних его работ в этом жанре — стала и самой красивой.

Из редчайших редчайшая
Если первой «героиней» моего рассказа была книга, не слишком известная широкой публике, то вторая, напротив, знаменита. Прославилась эта книга благодаря своему оформлению. Видимо, художник, работавший над ней, именно на такой эффект и рассчитывал: об этом свидетельствует его лаконичное послесловие к книге. Интересно, что оно приведено параллельно на идише и русском языке, то есть было адресовано не только еврейскому читателю. Цитирую полностью:
«В основу этой легенды взята схематическая заметка одной из пражских хроник. Задачей художника было слить в графических украшениях стиль и содержание с чудесным ассирийским письмом». Подпись: «Лисицкий».
Элиэзер (Лазарь Маркович, или Эль) Лисицкий был замечательным художником, талантливым архитектором, основоположником отечественного дизайна… Но прежде всего он известен как книжный график и величайший новатор в искусстве оформления книги. Множество примеров этого содержит сборник, не так давно вышедший из печати.1 Фигурирует в нём и та книга, которой посвящён мой рассказ, но, к сожалению, её характеристика изобилует неточностями.
Впрочем, обо всём по порядку. Напомню основные вехи биографии Лисицкого. Он родился в 1890 г. в Смоленской губернии. Учился в Смоленске, затем в Высшей политехнической школе в Дармштадте, и окончил её в 1914 г. с дипломом инженера-архитектора. Путешествовал по Европе: был в Париже, изучал старинное искусство в Италии. После начала Первой Мировой войны вернулся в Россию, работал в архитектурном бюро в Москве. Здесь он сблизился с Кружком еврейской национальной эстетики. Вскоре состоялся переезд Лисицкого на Украину, где художник вначале принял участие в этнографической экспедиции по еврейским местечкам Приднепровья, а затем активно работал в Культур-Лиге. Сотрудничество это продлилось недолго, но творчество Лисицкого в этот период было и самобытным, и многогранным. Мастер успел создать в эти годы несколько шедевров: например, оформить сборник украинских народных сказок (в виде свитка), несколько детских книг на идише, и в их числе знаменитую «Козочку». В 1919 г. он переехал в Витебск, где руководил архитектурной мастерской и мастерской печатной графики в Народном художественном училище, возглавляемом Марком Шагалом. С приездом в Витебск Казимира Малевича, основателя супрематизма, стал страстным приверженцем этого направления. В 1921–1925 гг. Лисицкий жил в Европе, и его новаторские идеи приобрели международный резонанс. Вернувшись в Москву, преподавал во ВХУТЕМАСе, сотрудничал с Мейерхольдом, занимался теорией искусства… Но в 1930-е годы творчество Лисицкого всё больше зажималось в тиски строгой цензуры. Умер художник в Москве в декабре 1941 г.
Теперь немного о книге, к которой Лисицкий оформил «графические украшения». Она называется «Сихос хулин» — «Будничные разговоры». Название выбрано не случайно, за ним стоит древняя традиция, однако в отечественной литературе за изданием почему-то закрепилось наименование «Пражская легенда». Книга эта авторская, создателем её текста был Мойше Бродерзон. Это имя мало говорит русскому читателю: произведения этого автора не переводились с идиша, тем не менее, скажем о нём несколько слов.
Бродерзон был человеком трагической судьбы. Всю свою жизнь он метался между двумя странами — Россией, где в 1890 г. родился, и Польшей, где в 1956 г. умер. В каждой из них его ожидали тяжелейшие испытания, вплоть до высылки в сталинский лагерь. Но был он поэтом-оптимистом, влюблённым в родной язык и родную культуру, и оттого его стихи, особенно детские, не только переиздаются, но и поются… А «Сихос хулин» написана не в стихах, а в прозе. Перед нами вновь почти стилизация — на сей раз под еврейские народные сказки с их богатыми аллюзиями и налетом мистицизма. Современники ценили творчество Бродерзона за сочетание фольклорных мотивов и европейской экспрессии. Но не будем распространяться о тексте: идиш с его «ассирийским письмом» — язык трудный и неудобочитаемый, прекрасные же рисунки Лисицкого понятны каждому вне языковых барьеров.
Ни одна из его иллюстраций не повторяет другую. Уже одно это делает небольшую книгу уникальной. Но её создатели пошли ещё дальше: текст был не набран обычным типографским набором, а написан от руки мастером-каллиграфом, после чего воспроизведён литографически. На предпоследней странице обложки указано: «Автор сказки М. Бродерзон, художник Лазарь Лисицкий, писец ***, клише и печать Ю. Вельман. Издано в Москве в апреле 1917 в количестве 110 нумерованных экземпляров, из коих часть в виде свитков расцвеченных художником, в дубовых футлярах и парче». Номер экземпляра, хранящегося в нашей Библиотеке, проставлен от руки красной тушью: 54. Этот экземпляр ныне существует в форме кодекса, однако можно предположить, что изначально он был в виде свитка и лишь впоследствии был переплетён. Некоторые из страниц, которые при этом сдвоились, были разрезаны (возможно, на стадии обработки книги в ГПБ в 1971 году). Рисунки раскрашены лишь частично, в начале книги.
Словом, эта книга, что называется, «из редких редчайшая». Но есть ещё одна особенность, которая делает наш экземпляр неповторимым. На предпоследней странице обложки помещена дарственная надпись некому Якову Хаймовичу в честь 25-летия службы в Библиотеке. Автограф датирован 1 ноября 1956 г. и подписан: «Е. И. Кожевников».
Благодаря замечательному справочнику «Сотрудники Российской национальной библиотеки — деятели науки и культуры» можно установить личности обоих фигурантов и ознакомиться с их биографиями.2 Здесь же ограничимся лишь кратким пересказом.
Вначале о Евгении Ивановиче Кожевникове. Он прожил долгую жизнь (1908–1998), в Публичную Библиотеку пришёл работать ещё будучи студентом ЛГУ в 1931 г. и проработал в ней в общей сложности 42 года. С двумя перерывами: на службу рядовым в советско-финской войне в 1939 г. и на участие в Великой Отечественной. Уже в ноябре 1941 г. Кожевников был тяжело ранен под Колпиным и долго лечился. Затем работал на случайных работах в тылу… Надо сказать, что ещё в 1938 г. Кожевников поступил в аспирантуру при ГПБ, и чуть ли не прямо с фронта дважды возвращался к аспирантским занятиям. Окончил он их в 1946 г., но кандидатскую диссертацию, посвящённую А. В. Кольцову, защитил гораздо позднее.
Кожевников знал библиотечную работу едва ли не во всех её ипостасях, поскольку ему довелось служить и библиографом, и предметизатором, и научным сотрудником. Уже в первые послевоенные годы его опыт был востребован на административной работе: он руководил Отделом систематизации, Отделом комплектования, заведовал Русским фондом, затем возглавил Отдел обработки и каталогов. После защиты диссертации он занимался научной работой в отделах Библиотековедения и библиографии и Научной и рекомендательной библиографии. Он подготовил около 50 библиографических и методических работ, среди которых пособия, ставшие для нас незаменимыми. Имел множество наград как за ратный, так и за мирный труд. А его подарок коллеге к 25-летию службы в ГПБ много говорит об его человеческих качествах.
Коллегу, которому «с уважением и благодарностью» подарил книгу Е. И. Кожевников, звали Яков Хаймович Якобсон (1892–1971). Он также поступил в Библиотеку в 1931 г. проработал в ней вплоть до ухода на пенсию в 1963 г. Биография Якобсона и удивительна, и типична для человека его поколения. Он родился в Могилёве в семье обойщика, из-за бедности не смог поступить в какую-либо школу, но занялся самообразованием, и уже в молодости знал несколько языков, давал частные уроки. Был заведующим центральной еврейской библиотекой Могилёва и принимал участие в фольклорно-этнографической экспедиции по родному краю. Первая Мировая война внесла сумятицу в его жизнь и заставила долго перебиваться на случайных работах. И лишь в начале 1920-х, переехав в Ленинград, Якобсон получает высшее образование: оканчивает турецкое отделение Ленинградского Восточного института им.
А. С. Енукидзе.
Затем была работа в Ашхабаде, где Якобсон был директором Книжной палаты Туркмении, руководил Государственной Библиотекой республики, служил научным сотрудником высших учебных заведений культурологического и педагогического профиля, входил в комиссию по составлению нового алфавита, печатался в журналах и газетах, занимался библиографией… Но к началу 1930-х был вынужден покинуть Туркмению по состоянию здоровья. Впереди было возвращение в Ленинград, где он заведовал библиотекой своей Alma mater, одновременно будучи консультантом в ГПБ. Затем Якобсон полностью сосредоточился на работе в Публичной Библиотеке: занимался комплектованием фондов, два года служил учёным секретарем, и, наконец, был назначен заведующим Кабинетом библиотековедения и аспирантурой.
В годы Великой Отечественной войны Якобсон работал над сохранением наиболее ценной части фондов ГПБ, эвакуированной в Мелекесс Ульяновской области. И продолжал научную работу, начатую уже давно: описание еврейской вольной печати. Позже это стало темой его кандидатской диссертации, но в годы «борьбы с космополитизмом» подобную диссертацию защитить было невозможно.
Вернувшись в Ленинград, Якобсон вновь работал заведующим аспирантурой ГПБ. Вероятнее всего, именно там и зародилась дружба между ним и Кожевниковым, который эту аспирантуру оканчивал. Евгений Иванович знал о любви коллеги к еврейской литературе, и можно не сомневаться, что подаренная им «Сихас хулин» стала одной из любимых книг в личной библиотеке Якобсона. После его смерти она поступила в фонд литературы на идише ГПБ.
Мне хотелось ещё раз привлечь внимание к сокровищам этого фонда. У красоты нет языковых барьеров, и для того, чтобы по достоинству оценить удивительные книги, не обязательно понимать язык, на коем они созданы. Впрочем, надеюсь, что те издания, о которых шла речь, станут читателям и понятней, и ближе.