Журнал для профессионалов. Новые технологии. Традиции. Опыт. Подписной индекс в каталоге Роспечати 81774. В каталоге почта России 63482.
Планы мероприятий
Документы
Дайджест
Архив журналов - № 14 (104)'09 - Библиотека и общество
Миссии и мутации библиотек
Соколов Аркадий Васильевич, профессор, доктор педагогических наук


Определить свою миссию и не потерять своё предназначение — это не просто, и заманчивые перспективы иногда заставляют терять частичку собственной уникальности.


Библиотечному социальному институту, так же как институтам народного образования, литературы, искусства, массмедиа, предстоит сдать экзамен на жизнеспособность в XXI веке. Изменения неизбежны, и хорошо бы заблаговременно осмыслить их направленность. Сделать это нужно самим; никто не подскажет библиотечному сообществу, какой должна быть библиотека будущего, какую миссию ей предстоит выполнить. Поэтому мне кажется очень важным и своевременным обсуждение миссии библиотеки, начатое на страницах журнала «Библиотечное дело».
Достоинство тематического номера, открывшего дискуссию (2009, №7), заключается в том, что авторы статей независимо друг от друга довольно полно и доходчиво представили бытующие сейчас суждения о миссиях и функциях библиотек. Сопоставление и систематизация этих суждений — одна из задач настоящей публикации. Другая задача — передать своё понимание миссии библиотек в XXI веке.

Назначение, функция, миссия...
Велеречивое слово «миссия», первоначально означавшее «обращение неверных или иноверцев» (В. И. Даль), — неологизм в библиотечном лексиконе.
В дореволюционных толковых и энциклопедических словарях, адресованных образованной публике, как-то не принято было распространяться о миссиях библиотек. Так, Ф. Ф. Павленков в своём «Энциклопедическом словаре» (1905) лаконично объяснял: «Библиотека — более или менее значительное собрание книг; место, откуда отпускают на определённых условиях книги для чтения на месте или на дом». В энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона (1907) сказано: «Библиотеки, значительные собрания книг по различным отделам знания и литературы», и далее перечислены названия славнейших библиотек, с Александрийской до библиотеки Петербургской духовной академии. Для дореволюционного интеллигента полезность библиотек была самоочевидна и безусловна, поэтому в словарных определениях ограничивались указанием на назначение библиотечных учреждений: собирать книги и предоставлять их читателям во временное пользование. Ни о каком высоком и ответственном призвании библиотечного сообщества речи не было.
В Советском Союзе библиотеки трактовались не как «собрания книг», а как «идеологическое и научно-информационное учреждение, организующее общественное пользование книгами и призванное содействовать коммунистическому воспитанию, культурному и профессиональному росту народа, мобилизации масс на решение политических, хозяйственных, научных и культурных задач».1 Пришедшее из церковной лексики слово «миссия» было не в ходу, вместо «миссии» библиотеки выполняли цели и задачи, сформулированные в постановлениях партии и правительства. Главными целями были коммунистическое воспитание трудящихся и содействие научно-техническому прогрессу. Эти цели конкретизировались в виде задач: пропаганда марксизма-ленинизма и текущей политики КПСС, производственная пропаганда, культурно-просветительная работа, централизация библиотечного дела, организация массового чтения, руководство чтением и т. д. В 1970–80-е гг. учёные-библиотековеды взяли на вооружение понятие «функция» и провозгласили, что советские библиотеки как библиотеки социалистического типа «выполняют важные социальные функции — способствуют реализации конституционных прав граждан СССР на образование, пользование достижениями культуры, отдых, свободу научного, технического и художественного творчества; содействуют повышению политической сознательности и формированию активной жизненной позиции советских людей, воспитанию их в духе коммунистического отношения к труду, идейной убеждённости, советского патриотизма, непримиримости к буржуазной идеологии».2
В постсоветском библиотековедении функциональная направленность библиотек была пересмотрена и переосмыслена. Научно отработанный, скажем, энциклопедический перечень социальных функций библиотеки содержится в «Библиотечной энциклопедии» (М., 2007. С. 139–140). Вот эти функции: мемориальная, просветительная (образовательная), информационная, социализирующая, рекреационная (развлекательная, реабилитационная), гедонистическая, ценностно-ориентирующая. Большинство этих функций присущи всем учреждениям библиотечного типа. Поэтому их можно обнаружить в досоветских, советских и постсоветских библиотеках. Однако в условиях системного кризиса современной России функционального подхода оказалось недостаточно, и в библиотечном сообществе получил распространение термин миссия, который звучит привлекательно, но не имеет логического строгого определения.
Так, А. Н. Ванеев на страницах «Библиотечной энциклопедии» дал следующее толкование: миссия библиотеки — «высшая идея предназначения библиотеки, её “суперцель”, в соответствии с которой библиотека рассматривается как символ культуры, идеальное духовное начало общества, обеспечивающее сохранение и передачу культурного наследия, духовной памяти человечества» (с. 648). По словам М. Я. Дворкиной, миссия чаще всего трактуется как «ответственное задание, “поручение”, библиотеке как социальному институту, данное обществом». Это задание заключается в том, чтобы быть «посредником в мире информации, содействующим гуманизации этого мира».3 А вот С. Г. Матлина в своей постановочной статье формулирует миссию любой публичной библиотеки, «суть её общественного предназначения», так: «ежедневно и ежечасно предвосхищать и удовлетворять всю систему культурно-информационных ожиданий публики».4 Её не смущает звучащая в формулировке «претензия на всеохватность», которая, по её мнению, свойственна библиотечному институту. Другой автор этого тематического номера «Библиотечного дела», Г. Б. Паршукова, довольно изысканно оценивает библиотеку как «социальный институт власти над культурным пространством», призванный «удовлетворять социальную потребность людей в информации».5

Незаменимая и ненужная?
Кому нужны библиотеки в XXI веке?
Красноречивость процитированных формулировок не снимает простодушного недоумения: коль скоро библиотеки столь важны и необходимы обществу, то почему библиотечный институт находится, как выразилась Г. Б. Паршукова, в состоянии «кризиса и дезорганизации»? Если в советские времена партийно-государственному руководству, целенаправленно создававшему колоссальную библиотечную систему, многотысячному библиотечному сообществу, многомиллионным массам читателей и в голову не приходило сомневаться в необходимости советских библиотек, то в наши дни не выглядит риторическим вопрос: «Кому нужны библиотеки в двадцать первом веке?» Ведь если библиотеки мало кому нужны, то нет смысла беспокоиться об уточнении их миссий. Попробуем разобраться в этом вопросе.
Можно назвать пять социальных субъектов, так или иначе заинтересованных в состоянии российского библиотечного дела: 1) государство; 2) интеллектуалы-технократы; 3) интеллигенты-книжники; 4) широкие массы населения; 5) профессиональные библиотечные работники.
Почти двадцатилетний опыт показал, что мощный и дорогостоящий библиотечно-библиографический социальный институт, заботливо выращенный советским тоталитаризмом, не требуется постсоветской государственной власти. В советской стране библиотеки всех типов и видов были бойцами идеологического фронта, они были мобилизованы для выполнения идейно-воспитательных функций, и в этом заключались гарантии их существования. Находясь во враждебном окружении, советская власть содержала библиотеки, дворцы культуры, школы, как она содержала боеспособную армию и военно-промышленный комплекс. Когда победили Бурбулис и Чубайс, оказалось, что им требуются банки и биржи, а не массовые библиотеки. Псевдодемократическому государству не нужны никакие «опорные базы», кроме избирательных штабов и команд политтехнологов. Долой реликты тоталитаризма!
Началось постепенное свёртывание общегосударственной библиотечной системы: первыми исчезли партийные библиотеки, потом — профсоюзные, одновременно с ними — научно-технические библиотеки предприятий. В 2003 году пришла очередь бывших государственных массовых библиотек, ещё раньше объявленных «муниципальными». В соответствии с Федеральным законом о местном самоуправлении №131 ответственность за библиотечное обслуживание населения возлагается на муниципальные власти — самую бедную и самую невежественную властную структуру. Началось сокращение сельских, районных, городских библиотек, распад ЦБС и прочих культурных комплексов, — короче, разгулялась в России культурная контрреволюция. Конечно, до упразднения национальных библиотек дело не дойдёт — нельзя же в качестве символов отечественной культуры оставить лишь Большой театр в Москве и Мариинский театр в Петербурге. Но всё же РНБ — символ XIX века, РГБ — символ ХХ века, а где библиотека, символизирующая информационную культуру XXI века? И вот на брегах Невы воздвигнута Президентская библиотека, носящая имя президента-книгочея, начавшего разрушение общегосударственной библиотечной системы. Выходит, что современному государству библиотеки нужны как символы, а не как инструменты удовлетворения «культурно-информационных ожиданий публики».
Но отказ от библиотечных услуг не означает, что государственный аппарат не заботит проблема удовлетворения собственных обширных и многообразных информационных потребностей. Заботит. Однако библиотеки не пользуются доверием государственного руководства, которое предпочитает прислушиваться к интеллектуалам-технократам, нигилистически оценивающим миссию библиотек. Ссылаясь на глобальные телекоммуникационные сети, пророки грядущего информационного общества провозглашают: «Раз появился Интернет, в библиотеках толку нет». Отставание в области информационных технологий объявляется угрозой национальной безопасности. Появляется Указ Президента Российской Федерации
«О совершенствовании деятельности в области информатизации органов государственной власти» (1994), вслед за ним — Федеральный закон «Об информации, информатизации и защите информации» (1995), создаётся Координационный совет по информатизации, который в том же 1995 году принял фундаментальную Концепцию формирования и развития единого информационного пространства России и соответствующих государственных информационных ресурсов». Одной из первых международных акций Президента В. В. Путина было подписание в Окинаве «Хартии глобального информационного общества» (2000), затем Россия участвовала во Всемирных саммитах по вопросам информационного общества (2003, Женева; 2005, Тунис). В 2008 году Совет Безопасности Российской Федерации принял Стратегию развития информационного общества в России на период до 2015 года, которая исходит из тезиса: «информационное общество — новый этап развития человечества». В последнем документе не забыты библиотеки, относительно которых сказано, что «доля электронных каталогов от общего объёма каталогов фондов библиотек должна быть не менее 30%». В заключение сказано: «Достижение определённых Стратегией контрольных показателей развития информационного общества позволит России войти в число стран, лидирующих в области постиндустриального развития, а также существенно укрепить её информационную безопасность». Можно подумать, что Россия пока ещё не вошла «в число стран, лидирующих в области постиндустриального развития» главным образом по причине недостаточного доступа населения к сети Интернет, слабого использования информационно-коммуникационных технологий учителями и врачами и медленных темпов информатизации библиотек, музеев и архивов.
Президентская библиотека в Санкт-Петербурге, несомненно, хорошо вписывается в стратегические планы построения информационного общества. В статье С. М. Мамаевой6 показан научно-фантастический образ Библиотеки — «национального информационного портала, интегрированного в глобальное информационное пространство» и её филиалов во всех регионах России. Хотя утверждён Устав Библиотеки, состоялся торжественный акт её открытия в мае 2009 года, в региональных филиалах ведутся строительно-монтажные работы, но Концепции Библиотеки нет, а значит, неясна её «постиндустриальная» миссия в библиотечном деле страны. Впрочем, интеллектуалов-технократов, занятых информатизацией библиотек, волнуют информационно-технологические, а не социально-культурные проблемы. Они пребывают в уверенности, что если оцифровать библиотечные фонды, внедрить электронные каталоги и установить скоростную телекоммуникационную связь между библиотеками, то будет гарантирован расцвет библиотечного дела и упрочена национальная безопасность. Они ошибаются: расцвета библиотечного дела не будет, ибо не останется самих библиотек. Нетрудно предугадать, что последовательная и системная информатизация библиотеки приведёт к превращению её в информаторий, где книги будут исполнять роль музейных экспонатов, где будет господствовать безбумажная, а не книжная коммуникация. Другими словами, произойдёт (простите за неизящный термин) разбиблиотечивание библиотеки, и библиотекари превратятся в менеджеров информационных центров, аналитиков-синтезаторов информационных ресурсов, навигаторов в глобальных информационных сетях, в лучшем случае в инструкторов по освоению информационной культуры, но никак не в интеллигентов-книжников. Надо признать, что многих библиотечных работников, особенно молодёжь, такая перспектива не пугает, а привлекает.
Менталитет интеллигентов-книжников ярко выражен в монографии В. П. Лео­нова «Besame Mucho», рецензированной в тематическом выпуске.7 Здесь предлагается интерпретация книги не как носителя информации, а как космического субъекта (не объекта восприятия, а одушевлённого субъекта, с которым можно вести диалог), утверждается бесконечность и вечность книги («за книжными знаками скрывается бесконечность»), отстаивается ценность научного мифа, который «создаёт историю прошлого и служит руководством на пути в будущее». Эти идеи хорошо согласуются с библиотечной миссией «гуманизации мира информации», но они явно выходят за пределы понимания прагматика-технократа, мечтающего информатизировать, то есть разбиблиотечить архаичную библиотечную систему.
Итак, голоса разделились: политической элите и интеллектуалам-информатикам, определяющим государственную стратегию, миссия библиотек видится в скорейшей информатизации и развитии информационного обслуживания населения грядущего информационного общества. Гуманитарная интеллигенция подобного взгляда не разделяет и настаивает на гуманистической миссии библиотек. Теперь обратимся к мнениям читательской массы и библиотечных работников. Как они понимают миссию библиотеки? Как они представляют себе будущую библиотеку? Зачем она им? Их мнения являются решающими, поэтому они заслуживают особого рассмотрения.

Технократическая информатизация и бескнижная инкультурация
К сожалению, благородная жажда чтения давно уже не томит народные массы. Социологи, изучавшие чтение в России начала 1990-х годов (руководитель С. Н. Плотников), разделили население страны на четыре категории:
а) читают практически постоянно — около 20%; б) читают две и более книг в месяц — 25%; в) читают одну-две книги за полгода — 35%; г) совсем не читают — более 20%.8 Оказалось, что далеко не все «интеллигентные» россияне — усердные читатели. Лишь 1/3 людей с высшим образованием читает постоянно, 1/3 читает две и более книг в месяц, остальные обходятся без чтения литературы. Причём среди художественной литературы наибольшей популярностью пользуется развлекательный жанр — детективы, фантастика, приключения. В итоге исследователи пришли к заключению: «Основной тенденцией последних лет стала утрата чтением его исключительной роли в российском обществе, его превращение, с одной стороны, в источник получения нужной информации, а с другой —
в средство развлечения, как это и происходит в других странах, если вести речь о массовом чтении» (с. 192).
Данные, опубликованные социологами в 2000-е годы, подтверждают это заключение.9 Около 20% россиян не читают ни книг, ни журналов, а из оставшихся к услугам общедоступных библиотек обращаются 18%, главным образом — учащиеся, 63% пользуются личными библиотеками знакомых, прочие довольствуются собственными книгами. Для современной молодёжи главным коммуникационным каналом давно уже стал Интернет, а красочные изображения мультимедиа успешно конкурируют с типографской продукцией. Остаётся всё меньше и меньше книголюбов, проявляющих, как говорят, «рудиментарные интеллигентские читательские установки». Налицо печальное явление дисфункции чтения. Общедоступные библиотеки остаются, подобно школам и церквям, привычной приметой российского социально-культурного пейзажа, но боюсь, что не все налогоплательщики представляют их в качестве субъектов общественно значимой миссии, и не все они встревожатся, если вместо филиала ЦБС на их улице появится частное интернет-кафе.
Другое дело — библиотеки в школах, вузах, фирмах, НИИ, санаториях. Они представляют собой структурно-функциональное звено, подобное бухгалтерии, и без них обойтись никак нельзя. Однако это звено вспомогательное, обслуживающее, которому не пристало выполнять какую-то собственную миссию, отличную от миссии его учреждения-учредителя. Для того чтобы специальные библиотеки лучше выполняли свои функции, их учредители, как правило, заботятся об их компьютеризации и поощряют приобщение к информационным технологиям. Информатизация общедоступных библиотек, как уже отмечалось, предусмотрена стратегическими государственными планами, которые встречают всеобщее одобрение. Таким образом, казалось бы, нет никаких серьёзных препятствий для технократической информатизации российских библиотек и постепенного их разбиблиотечивания. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что некоторые группы посетителей библиотек и творчески активные библиотечные работники ратуют за иной путь развития и самоутверждения библиотек в информационном обществе. Это путь инкультурации, который вытекает из гуманистической интерпретации библиотечной миссии. Напомню, что в культурологии под инкультурацией понимается «процесс приобщения индивида (социальной группы) к культуре, усвоение существующих ценностей, привычек, норм и паттернов поведения, свойственных данной культуре».10
В заглавии своей статьи С. Г. Матлина не случайно употребила рядом со словом «миссия» другое старинное слово — «подвиг». Действительно, во многих публичных, детских и юношеских, школьных и вузовских библиотеках самоотверженно и творчески выполняют социально-культурную миссию библиотекари-подвижники. Так, С. Г. Матлина рассказывает о библиотечных работниках, которые берут на себя заботу о наименее защищённых группах населения, стараются «смягчить, смикшировать сегодняшний пессимистический настрой людей, утешить, развлечь, ободрить хорошей ли книгой, литературно-музыкальным вечером, остроумными поздравлениями с праздником» (с. 8).
До экзистенциально (жизненно важных) высот поднимает проблему общения библиотекаря и читателя Д. К. Равинский. Он утверждает, что с развитием информационных технологий «человеческий контакт между библиотекарем и читателем, общение “лицом к лицу” не теряет своей ценности», что «в современной цивилизации поддержка человеческих, личностно окрашенных связей является одной из важных функций библиотеки».11 Основываясь на американском опыте, он рассказывает о таких экзистенциально существенных областях библиотечного дела, как библиотечная работа в центре для малолетних правонарушителей, религиозная толерантность, организация обслуживания пожилых читателей.
Известно много примеров «бескнижной» библиотечной активности, когда сотрудники общедоступных библиотек используют формы и методы, заимствованные у клубов, музеев, театров, телевидения, практикуют фестивали, конкурсы, поэтические турниры и т.п.
Об удачном опыте превращения библиотеки в центр общения населения и местной власти повествует Н. Н. Лакедемонская12, а Г. В. Каштанова-Ерофеева рассматривает библиотеку не только как «место хранения и выдачи книг», но и как место, где происходит «генерирование и поиск информации для тех, кто в ней нуждается». Многолетнее сотрудничество созданного в ЦБС информационного центра «Жди меня» с центральным телевидением и местной прессой доказало своевременность и востребованность этой гуманистической новации библиотекарей-энтузиастов. Уверенность в том, что для развития гуманистической миссии библиотек в условиях информационного общества нужно использовать не только библиотечные, но и музейные, телекоммуникационные, рекламные, художественно-эстетические, информационно-технические технологии и средства, громко прозвучала на всероссийском семинаре «Публичная библиотека и культурное наследие» (Москва, март 2005 г.). Семинар прошёл под лозунгом: «Трансформация функций публичной библиотеки в интересах устойчивого развития общества».13
«Трансформация функций» есть не что иное, как преобразование книжной сущности публичной библиотеки в сущность информационно-культурного комплекса. Легко вообразить, как Ея Величество Книга в дворцовых интерьерах этого комплекса будет играть роль английской королевы, которая царствует, но не управляет. Ведь удовлетворять информационные потребности и потребности пользователей в общении можно без обращения к книжному фонду. Значит, происходит коммуникационная мутация: библиотека, бывшая ранее «собранием книг», превращается в информационно-коммуникативный центр, где на первом плане находятся электронная коммуникация и устная коммуникация, а документально-книжная коммуникация вытеснена на периферию. Поскольку мутация представляет собой, как говорят биологи, «внезапно возникшее естественное или вызванное искусственно изменение наследственных свойств организма»14, впору диагностировать разбиблиотечивание библиотек, то есть утрату ими своего исходного назначения. Но в отличие от технократической мутации, привнесённой в библиотечное дело извне интеллектуалами-информатизаторами, новая мутация инициирована изнутри библиотекарями-новаторами, вдохновлёнными альтруистическими заботами об инкультурации россиян с помощью спасительных ресурсов чтения или иными доступными средствами.
На первый взгляд кажется, что инкультурация посетителей библиотеки, какие бы книжные или бескнижные средства ради этого ни практиковались, всегда является желательной, поскольку представляет собой реализацию гуманистической миссии библиотечного дела. Вопрос этот не так прост, как кажется. Всё зависит от типа культуры, являющейся содержанием процесса инкультурации. Если происходит популяризация пошлых и безнравственных образцов массовой культуры, то подобную активность положительно оценить нельзя. Если же происходит приобщение к этическим и эстетическим ценностям классического уровня, если развиваются творческие способности и расширяется мировоззренческий кругозор участников общения, то можно заплатить за это высокую цену разбиблиотечивания. Главная трудность бескнижной инкультурации мне видится в неготовности профессиональных библиотечных работников осуществить её на хорошем психолого-педагогическом уровне. Здесь мало одной общительности и обаяния, требуются эрудиция, режиссёрские и актёрские качества, которые не значатся в библиотечно-библиографических профессиограммах.
Культурно-коммуникационная мутация библиотек, несомненно, подсказана и востребована образом жизни постсоветского общества. Как к этому относятся учёные-библиотековеды? Весьма одобрительно! Библиотечный культуролог Т. Б. Маркова, раскрывая понятиие «функциональное предназначение библиотеки», пришла к следующему выводу: «Библиотека современного города имеет шанс сохранить себя как культурный центр, если попытается восполнить дефицит общения. Речь идёт об общении “лицом к лицу”, о личном контакте, который развивает воображение и интуицию, вызывает способность к переживанию и сочувствию».15 В своём докторском исследовании, посвящённом проблеме межкультурной коммуникации, Е. Ю. Гениева показала важность диалогических практик для развития плюралистического видения и толерантного мышления у пользователей публичных библиотек.16 Оригинальную идею о двойственности библиотечного обслуживания выдвинул библиотековед-политолог С. А. Басов. Суть двойственности обусловлена тем, что библиотечное обслуживание включает в себя два основных вида деятельности: документально-сервисную (выдача запрошенных читателем документов) и социально-коммуникативную (организация межличностного и группового общения). Эти два вида деятельности противоречивы: время документного обслуживания — от получения запроса до выдачи документа — должно стремиться к нулю, а время коммуникативного общения должно стремиться к бесконечности, ибо «только коммуникативная деятельность превращает человека в полноценную личность». Противоречивую двойственность С. А. Басов трактует как аксиому библиотечного дела, как отраслевой закон, «нарушение которого с неизбежностью ведёт к утрате (изменению) сущности социального института, именуемого Библиотекой. Как только из библиотеки уходит живое общение как “носитель” образования и культуры, она превращается (в лучшем случае) в информационный орган, а “изъятие” из библиотеки документа (доступа читателя к документу) — превращает библиотеку в клуб или ещё во что-то иное».17
Проницательные библиотековеды предчувствуют наступление существенных изменений в библиотечном деле — тех самых, которые обозначаются суровым словом «мутация». Не случайно слышится некоторая ностальгическая печаль в их философско-культурологических суждениях: «С одной стороны отчетливо выраженное доминирование аудиовизуальной культуры не оставляет сомнений в постепенном снижении роли классической книги и классической библиотеки в процессах образования и социализации. С другой стороны, чем больше оснований мы находим для перехода к новейшим технологиям познания в информационном обществе, тем острее ощущаем ценность таких феноменов культуры, как книга и библиотека».18 Другими словами, прогресс неумолим, библиотека обречена, но её мучительно жаль.
Ощущают ли библиотечные профессионалы, повседневно занятые библиотечно-библиографической деятельностью, надвигающуюся мутацию современных библиотек? Какие социальные функции, из числа названных в «энциклопедическом перечне», что приведён в начале статьи, реально выполняются и какие считаются первоочередными? Воспринимают ли современные библиотекари свою деятельность как осуществление перечисленных функций и не практикуют ли они ещё какие-то другие функции, не предусмотренные в «Библиотечной энциклопедии»? Я не знаю специальных исследований, ориентированных на изучение поставленных вопросов, но мне стали известны результаты опросов опытных библиотекарей-экспертов, проведённых в Уральском регионе в 2009 году. Обратимся к этим результатам.
Оказалось, что в наши дни приоритетной, по мнению респондентов, является информационная функция. Они уверены, что общество воспринимает библиотеку как источник информации, способ ориентации человека в информационных потоках. Причём почти половина экспертов считают, что информационная функция реализуется библиотеками не в полной мере по причинам: недостаточной технической оснащенности, неконкурентоспособности её на информационном рынке по сравнению с другими службами, неподготовленности кадров. На втором месте оказалась просветительная (образовательная) функция, которая востребована главным образом учащимися и для них очень близка сегодня к функции информационной (получение информации = получение знаний = образование). К сожалению, признали эксперты, эта функция в силу известных причин реализуется «слабовато», и с Интернетом конкурировать «трудновато». Некоторые библиотекари отнесли к числу потенциально важных, но плохо осуществляемых их библиотеками, мемориальную функцию, названную ими «сохранение культуры через чтение». Виноваты в дисфункции чтения не только библиотекари, но и современные литераторы, которые перестали быть «властителями дум» и не волнуют читательскую массу. Многие эксперты жалуются на убогие фонды, скудное финансирование, пробелы в комплектовании, отсутствие привлекательных для читателей коллекций, памятников культуры и бестселлеров. Воспитательная (ценностно-ориентирующая) функция и гедонистическая (развлекательная, рекреационная) функция, по мнению экспертов, практически не выполняются современными библиотеками и не востребованы читателями.
Зато библиотекари-практики отметили важность и перспективность развития в библиотеках всех типов коммуникативной функции, которую наши библиотековеды-классики в число энциклопедических библиотечных функций не включили. Я понимаю их сдержанность, ведь коммуникативная функция, по сути дела, присуща не библиотеке, а клубу, поскольку главную роль в ней играет устное общение, а не общение с библиотечными фондами. Но библиотечных практиков подобные тонкости не смущают. Вот как раскрывали эксперты суть коммуникативной функции: многие читатели (особенно младшего и пожилого возраста) зачастую приходят не только за книгами, информацией, но и за общением, как с библиотекарем, так и между собой. Отсюда востребованность различных кружков по интересам, организуемых в библиотеках. «Информация сейчас очень доступна, — рассуждает один из респондентов, — её очень легко получить из Интернета, многие дома уже имеют компьютер с выходом в Интернет, и нет необходимости идти в библиотеку. А вот чего сейчас не хватает — это обсуждения, именно общения на базе полученной информации». «Человек всё-таки существо общественное, — вторит другой респондент, — и непосредственное живое общение, встречи, обсуждения нужны человеку». Выяснилось, что библиотекари различных библиотек пытаются наладить диалог с читателями, но мешает успешной реализации коммуникативной функции, по признанию экспертов, недостаток психолого-педагогических навыков работников библиотек.
В итоге получается, что приоритетом пользуются информационная и коммуникативная функции, гиперболизация которых ведёт к разбиблиотечиванию, то есть превращает библиотеку то ли в информаторий, то ли в клуб. В глазах уральских экспертов девальвировались и стушевались мемориальная и просветительная, социализирующая и гедонистическая, ценностно-ориентирующая и воспитательная функции, их заслонили информационное обслуживание и культурно-досуговое общение.
Заглядывая в будущее, наши эксперты предсказывают превращение научно-технических и вузовских библиотек в полноценные информационные службы, а публичные библиотеки станут музейно-краеведческими центрами общения, клубными учреждениями, где коммуникативная функция сделается основной. Для этого, советуют они, «библиотека должна расширить диапазон своих услуг: предоставлять посетителям возможность не только получить книгу или информацию, но и поучаствовать в каких-то культурных мероприятиях (вплоть до музыкальных концертов), пообщаться с интересными людьми, получить консультацию по любым вопросам, научиться чему-то и т.д. (в передовых библиотеках это происходит уже сейчас)». Другими словами, опытные практики видят возрождение публичных библиотек в переориентации (мутации) их функциональной направленности, поскольку энциклопедические библиотечные функции мало востребуются современными читателями. Конечно, прогрессивно мыслящие библиотекари далеки от технократического нигилизма. Они уверены, что отечественная культура не пострадает, а только выиграет, поскольку библиотеки-мутанты планируют развивать свою гуманистическую миссию в условиях информационного общества.
Впрочем, не будем сгущать краски. Форпостами книжности остаются два типа библиотек: крупнейшие национальные книгохранилища и региональные УНБ, с одной стороны, и многочисленные (66 тысяч!), но карликовые школьные библиотеки, с другой стороны. Крупнейшим библиотекам, несмотря на хронический дефицит площадей, квалифицированных молодых кадров и финансового обеспечения, нет необходимости изменять свой естественный имидж, ибо они имеют гарантированный спрос на их библиотечно-библиографические услуги. Школьные библиотекари, честно говоря, не прочь модернизироваться, они мечтают обзавестись мультимедийной техникой (кое-где даже преуспели в этом), но вынуждены по старинной привычке школьных педагогов полагаться, главным образом, на собственную выдумку и преданность библиотечному делу. Школьные библиотеки, несомненно, необходимы своим читателям; жаль, что не все директора школ это уразумели.
Итак, поиски ответа на вовсе не риторический вопрос «кому нужны библиотеки в двадцать первом веке?» приводят к следующим выводам. Библиотекам, всегда сохранявшим и передававшим из поколения в поколение документированное культурное наследие человечества, затруднительно определить свою миссию, найти своё место в наступающем информационном обществе. Государственные чиновники разводят руками, учёные-интеллектуалы пожимают плечами, любознательная молодёжь стороной обходит библиотеки, а о библиографии вообще не слыхивала. Нигде не слышен торжественный хорал во славу библиотечно-библиографической книжности. Кому, казалось бы, нужны библиотеки, так это библиотекарям. Но как библиотечное сообщество противостоит разрушительной антикультурной политике невежественной бюрократии? Никак. Непротивление злу под аккомпанемент стратегической информатизации и доморощенной самодеятельности. Энергичные энтузиасты постепенно покидают библиотечный кров или стараются «разбиблиотечиться»; социальный престиж профессии катастрофически низок; библиотечная школа ради самосохранения вынуждена притворяться «небиблиотечной».
Но разве можно согласиться с тем, что библиотеки никому не нужны в наступившем столетии? Нет, нельзя, ни в коем случае! Этот вывод подсказывает не слепой профессиональный патриотизм, а рационально-логическая оценка той миссии, которую могут выполнить российские библиотеки в наступившем столетии. В чём заключается эта миссия?

Гипотетическая миссия российской библиотеки двадцать первого века
Логика требует: определяйте понятия и соотношения между понятиями! Последуем этому требованию и, возвращаясь к началу статьи, уточним содержание понятий «назначение», «функция», «миссия» применительно к такому социально-культурному учреждению как «библиотека». Всякая библиотека возникла не естественным путём, каким возникает разговорный язык, а создана искусственно для выполнения действий, предусмотренных её назначением. Эти действия представляют собой сущностные функции, необходимо присущие искусственно созданному объекту, утрата которых приводит к разрушению объекта. Сущностными функциями библиотеки являются: сбор (комплектование), обработка (описание, систематизация), хранение (формирование фонда), предоставление во временное пользование (библиотечное обслуживание читателей) произведений письменности и печати (документов). Если исключить хотя бы одну из сущностных функций, библиотека не может соответствовать своему назначению и превращается в книжный склад, музей, книжную лавку и т.п., но перестаёт быть библиотекой. Аналогично сущностные функции корабля, присущие ему как кораблю, состоят, во-первых, в способности держаться на поверхности воды, во-вторых, в способности двигаться в различных направлениях.
Однако библиотеки «вообще», как и корабля «вообще», не бывает. Искусственные объекты, коль скоро они созданы, приспосабливаются для решения каких-то практически полезных задач. Это значит, что им присваиваются прикладные функции. В зависимости от прикладных функций корабль может стать военным, пассажирским, грузовым, исследовательским судном, а библиотека — публичной, детской, учебной, научной, специальной и т.д. Сущностные функции первичны, необходимы, их количество ограничено; прикладные функции вторичны, факультативны, их число не ограничено (отсюда — трудности типизации библиотек). Энциклопедические функции (информационная, мемориальная, гедонистическая и т.д.) являются не сущностными, а прикладными, потому что их число может быть изменено, присущи они не каждой библиотеке и не только библиотекам (они обнаруживаются во многих других социальных учреждениях). В нашем случае сущностные функции, образующие назначение библиотеки будем называть библиотечными функциями, поскольку они служат для конституирования библиотеки; а прикладные, производные от них функции, — социальными функциями, поскольку они нацелены на удовлетворение потребностей социума.
Мутации библиотек происходят в том случае, когда изменяется состав библиотечных (сущностных) функций: добавляется функция межличностного общения или функция доступа к электронным носителям информации. Разбиблиотечивание представляет собой вытеснение библиотечных функций сущностными функциями других коммуникационных учреждений (музеев, клубов, информаториев, архивов и пр.). Важно обратить внимание на то, что при утрате некоторых сущностных функций, прикладные функции библиотеки могут сохраняться или даже расширяться по составу. Благодаря этому библиотеки-мутанты способны более полно удовлетворять потребности общества, чем традиционные библиотечно-библиографические центры.
Миссия не может быть сущностной функцией библиотеки, потому что миссии библиотек изменчивы и исторически обусловлены. Дореволюционные библиотеки никакой миссии не выполняли, их характеризовало назначение (совокупность сущностных функций, свойственных всем библиотекам) и тот или иной набор социальных функций, определяющий тип библиотеки, прежде всего — тематико-типологический профиль фонда и читательский контингент. В советской библиотеке, помимо сущностных и прикладных функций, появилась миссия в виде главной прикладной (социальной) функции — коммунистического воспитания трудящихся. Постсоветским библиотекам также нужна миссия, соответствующая современным реалиям. Но её пока нет. У меня созрела гипотеза относительно содержания этой миссии, и я хотел бы поделиться ею с коллегами.
При разработке гипотетической миссии современных российских библиотек я исходил из понимания миссии не как «суперцели», «высшей идеи», «символа» и т.п., а как главной, приоритетной социальной (прикладной) функции, которой библиотечному сообществу следует уделить наибольшее внимание, не забывая, разумеется, об остальных социальных функциях. Как определить приоритетную функцию? Для этого из перечня «энциклопедических функций» (при необходимости его можно дополнить) выбрать ту функцию, которая в наибольшей мере согласуется с преодолением духовного кризиса современного российского общества. Если исходить из государственных стратегических наметок, то библиотекам следует считать главной информационную функцию и видеть свою миссию в удовлетворении информационных потребностей россиян на основе информационных порталов Президентской библиотеки и других информационных ресурсов. Этот путь ведёт к технократической мутации, завершающейся преобразованием библиотеки в информаторий. При этом российский духовный кризис не разрешается, а скорее, усугубляется, потому что оцифрованные библиотечные фонды — это суррогат того национального культурного наследия, что воплощено в Книге.
Уральские библиотекари-эксперты посчитали информационную функцию ведущей в современной библиотеке (было бы странно, если бы они ею пренебрегли), но интуитивно и вопреки государственной политике признали важность коммуникативной функции, то есть не опосредованного техническими средствами человеческого общения. Напрашивается соблазнительное решение: признать коммуникативную функцию миссией библиотек двадцать первого века. Соблазнительность этого решения в том, что оно противостоит тенденции атомизации общества, укрепляет солидарность и сотрудничество между людьми, очень важные в условиях рыночной экономики и общества потребления. Существенный довод в пользу коммуникативной миссии библиотек состоит в том, что мутация библиотек в этом направлении происходит стихийно, естественным путём, явочным порядком, благодаря творческим усилиям библиотекарей-новаторов. Стихийный процесс, востребованный обществом, остановить нельзя, но есть ли гарантия, что его развитие не приведёт к превращению публичных библиотек в клубы? Если клуб — это место общения живых современников, среди которых много званных, да мало избранных, то библиотека — место общения с избранными мудрецами прошлых веков. Нужна ли их мудрость нынешнему поколению россиян?
Очень нужна! Наша современница Н. В. Мотрошилова, разрабатывая философскую теорию цивилизации, не без горечи заметила: «Ни в одной из европейских стран, где мне довелось побывать, я не сталкивалась со столь варварским поведением людей в отношении своей страны, своего народа и даже самих себя, своих близких, которое по типу и последствиям равносильно поведению самоубийц, отце- и детоубийц». В качестве примеров она называет лесные пожары, отравление водоёмов промышленными и бытовыми отходами, загаживание среды обитания.19 Озабоченный философ констатирует отсутствие заявленной государством или политическими партиями «программы преодоления хотя бы самых нетерпимых форм и проявлений цивилизационной отсталости России, прежде всего форм и проявлений одичания, прямого варварства». В связи с этим она обосновывает тезис «самоцивилизование российского народа как историческая задача» и заявляет, что «цивилизование России возможно», если наиболее активные слои населения проявят то, что правомерно назвать «волей к самоцивилизованию», то есть ведущей к конкретным действиям решимостью изменить сложившееся состояние дел (с. 257—264).
Мне кажется, что практикуемая по собственной инициативе нашими библиотеками деятельность по инкультурации населения есть проявление той «воли к самоцивилизованию», о которой тоскует Неля Васильевна. Но «самоцивилизование» не может ограничиваться только общением интеллигентных людей «лицом к лицу». Нужно, чтобы их собеседниками стали Сократ и Декарт, светочи золотого и Серебряного века русской культуры, герои и мученики науки и совести, голос которых слышен только в мире книг. Для этого библиотекам нужно возродить опошленную и незаслуженно забытую ценностно-ориентационную функцию, функцию содействия «самоцивилизованию» русских людей. В этом может состоять искомая социально-культурная миссия библиотек в XXI веке. Добавлю еще один аргумент от культурфутурологии.
Век XXI — век особый, потому что он может стать последним в истории человечества. Главными угрозами являются техногенный экологический кризис и безумный фанатизм террористов. Единственная надежда — антропологическая революция, появление поколения творческих и бескорыстных альтруистов, готовых посвятить свой талант и энергию спасению жизни на Земле. Люди этого типа — это не интеллектуалы-предприниматели, эгоистически озабоченные личным благополучием, а интеллигенты-гуманисты, по своему психологическому типу подобные декабристам, народникам, советским диссидентам. Подобны — да, но не идентичны прошлым поколениям русской интеллигенции. Интеллигенты XXI века должны быть мудрее и удачливее своих предшественников. Я назову их постинтеллигентами. У них не будет права на ошибку, и поэтому они должны аккумулировать знания, опыт и мудрость, добытые самоубийственным homo sapiens в течение тысячелетий. Постинтеллигентов никто не будет целенаправленно воспитывать, им придётся самоформироваться и самообучаться. Без обращения к библиотечным фондам не обойтись, следовательно, поколение постинтеллигентов должно стать поколением носителей книжной культуры, поколением книжников и библиофилов. В служении постинтеллигенции заключается социально-культурная миссия российских библиотек. Поэтому, если кто-нибудь спросит меня «кому нужны библиотеки в двадцать первом веке?», я отвечу, не стесняясь великих слов: России!
Закончить статью хочется словами, которые остроумный Сергей Басов (Serjio Basovas) вложил в уста государственного деятеля: «Убеждён, что лидерами восстановления мировой экономики станут те, кто создаст привлекательные условия для глобальных инвестиций в культуру и библиотеки уже сегодня. Мы также будем активно развивать инновационные секторы библиотечной отрасли, прежде всего те, в которых Россия имеет конкурентные преимущества. Я имею в виду человеческий капитал, в широком смысле этого слова, — у нас работают самые самоотверженные люди в библиотечном секторе экономики!.. Комплекс проблем, стоящих перед мировым библиотечным сообществом, исключительно сложен. И порой кажется, что справиться с ним попросту невозможно. Но честность и трудолюбие, ответственность и вера в свои силы обязательно приведут к успеху».20

1 Чубарьян О. С. Общее библиотековедение. — М., 1976. — С. 42.
2 Библиотековедение. Общий курс / под ред.
К. И. Абрамова и Н. С. Карташова. — М., 1988. — С. 63.
3 Дворкина М. Я. Библиотечно-информационная деятельность. — М., 2009. — С. 14.
4 Матлина С. Г. О миссии, подвигах, славе… и о буднях // Библиотечное дело. — 2009. — №7. — С. 7.
5 Паршукова Г. Б. Власть над культурным пространством. Библиотека в системе социальных институтов // Библиотечное дело. — 2009. — №7. —
С. 17.
6 Мамаева С. М. Президентская библиотека. Филиалы в регионах: реалии и мифы // Библиотечное дело. — 2009. — №7. — С. 27–32.
7 Книжности таинственные звуки. Там, где скрывается бесконечность // Библиотечное дело. — 2009. — №7. — С. 43–48.
8 Homo legens. Памяти Сергея Николаевича Плотникова (1929–1995). — М., 1999. — С. 49–55.
9 Читающий мир и мир чтения: Сборник статей. — М.: Рудомино, 2003. — 190 с.
10 Теория культуры: учеб. пособие / под ред.
С. Н. Иконниковой, В. П. Большакова. — СПб., 2008. — С. 573.
11 Равинский Д. К. Экзистенциальный аспект. Библиотека как «скорая помощь» // Библиотечное дело. — 2009. — №7. — С. 39.
12 Лакедемонская Н. Н. Площадка для диалога. Библиотека главы города как новый ресурс // Библиотечное дело. — 2009. — №7. — С. 33–35.
13 Публичная библиотека и культурное наследие: моногр. сборник. — М., 2008. — С. 7.
14 Толково-энциклопедический словарь. — СПб., 2006. — С. 1130.
15 Маркова Т. Б. Библиотека в истории культуры. — СПб., 2008. — С. 11.
16 Гениева Е. Ю. Библиотека как центр межкультурной коммуникации. — М.: РОССПЭН, 2005. — 208 с.
17 Басов С. А. Библиотека и демократия. Первое вступление в проблему. — СПб., 2006. — С. 42.
18 Маркова Т. Б. Библиотека в истории культуры. — СПб., 2008. — С. 7.
19 Мотрошилова Н. В. Цивилизация и варварство в современную эпоху. — М., 2007. — С. 126.
20 Библиотечный Давос-2009. Выход из кризиса — в модернизации глобальной библиотечной системы // Библиотечное дело. — 2009. — №7. —
С. 14–15.

С автором можно связаться:
sokolov1@front.ru

Под заголовком: библиотека
Парламента г. Оттавы, Канада
Тема номера

№ 2 (452)'24
Рубрики:
Рубрики:

Анонсы
Актуальные темы