Владислав Оскарович Скитневский, кандидат педагогических наук, профессор, заместитель директора Кингисеппского филиала Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина

В воспоминаниях о Великой отечественной войне часто звучат слова «Родина», «Подвиг», «Память»? Но помним ли мы свои ошибки? И помним ли мы своих героев?


Пятнадцать лет тому назад в «Литературной газете» (28 сентября 1994 года) была опубликована статья Сергея Федякина «Нельзя об этом не писать». Речь шла о творчестве Константина Воробьёва, собрание сочинений которого в трёх томах было издано в 1991 году. К сожалению, современные читатели его почти не знают, хотя высокопрофессиональные критики, писавшие о нём, признавали его «писателем большого масштаба и настоящего трагедийного дара». Однако мало кто из читателей знает, например, его повесть «Убиты под Москвой» о гибели учебной роты кремлёвских курсантов в ноябре 1941 года. А жаль. О таком забывать нельзя.
На пятом месяце войны под Москвой роту курсантов ведут в обход больших дорог капитан Рюмин и лейтенант Алексей Ястребов. Брошенных в бой прямо с учебных занятий курсантов заверили в том, что враг придёт с запада. В этом был уверен и капитан Рюмин. Но враг напал с востока. И вот катастрофа — за пять суток из роты 240 человек в живых остаётся один.
Трагическая ошибка-вина. Командир роты капитан Рюмин утаил от курсантов истинное положение вещей, умолчав о прорыве линии фронта танками противника. Значит — окружение. Положение отчаянное. Они видят, как в небе три наших истребителя вступают в бой с эскадрильей «мессершмиттов». В итоге наши «ястребки» поочередно, кто свечой вниз, кто — дымя и заваливаясь на крыло, гибнут на глазах обезумевших от ужаса курсантов.
Опытный офицер, капитан Рюмин, свою личную трагическую вину перед своими воспитанниками, помноженную на вину государства и главного в ней человека, берёт полностью на себя. Считая, что он дал добровольно себя оглупить, уверить в безупречность военных расчётов, ослепить иллюзиями и мифами о несокрушимости и легендарности армии, он не может теперь смотреть в глаза курсантам и принимает решение о самонаказании, решает застрелиться.
К статье Сергея Федякина «Нельзя об этом не писать» можно бы добавить: нельзя об этом не читать. Но как об этом прочтёшь, если этого писателя и сегодня замалчивают. О нём не знают в библиотеках, и потому в читательские руки его книги не всегда попадают.
Да, читать эти страницы тяжело, но интересно и полезно. Такие тексты не совсем удобны; о войне мы привыкли узнавать из воспоминаний маршалов и генералов. Но ведь авторы этих воспоминаний нередко лишены критического отношения к собственным просчётам.
Несомненно, многие военачальники испытывали боль и скорбь, видя результаты трагических ошибок в командовании. Но в их воспоминаниях трудно найти упоминание об угрызениях совести за свои личные ошибки, — угрызениях, хотя бы отдалённо напоминающих те, что терзали капитана Рюмина в повести «Убиты под Москвой». Чаще встречается любование собственными решениями и действиями на фоне успешных военных операций.
То, что произошло с командиром роты кремлёвских курсантов капитаном Рюминым, — это, судя по тексту, его трагическая безвинная вина. Но что это? Выдумка писателя? Липа? Липовый мёд? Могли ли вообще иметь место на войне среди командиров случаи самонаказания за допущенные ими ошибки?
Капитан Рюмин сам приговорил себя к расстрелу, сам привёл приговор в исполнение. Оставшийся в живых командир взвода лейтенант Алексей Ястребов обречён на мучительные страдания. Шквальный миномётный обстрел. «Взрывной волной Алексея приподняло и опустило на другом месте, но ещё в воздухе он увидел огромные глаза курсанта Анисимова и его гипсово-белые руки, зажавшие пучки соломы.
— Отрежь… Ну, пожалуйста, отрежь, — курсант выл на одной протяжной ноте…. Отрежь…» Но, заглянув в ноги Анисимову, Алексей увидел «глянцево-сизый клубящийся моток чего-то живого. Рядом на оторванной руке ещё тикали большие кировские часы».
«В лес входят немецкие танки. Один из них уже “утюжит” между скирдами. Алексей подготовил бутылку и залёг в неглубокую могилу, приготовленную курсантами для капитана Рюмина. Танк по инерции прошёл над могилой. Алексей услышал, как хрумкнул его позвоночник и как треснули суставы рук. Захватывая ртом воздух, он утробно завыл… Теперь он опирался грудью на локти. Они тряслись и вот-вот должны были переломиться…»
Можно ли сомневаться в глубокой правде трагической гибели кремлевских курсантов учебной роты? Это же художественное произведение. Однако солдатские мемуары за шестьдесят с лишним лет так у нас и не появились. Значит, вспоминать о сражениях на войне в книгах — это удел командиров высокого ранга. На поприще смертельной борьбы с жестоким врагом люди не всегда могли задумываться над тем, будут ли потомки помнить их страдания, оценят ли их самопожертвование, осудят ли их за допущенные ошибки. Тогда думали только о Победе. Верили в неё.
Но память людская и память историческая имеет, как и медаль, и оборотную сторону. Имя ей — забвение. К сожалению, каким-то образом общественное сознание людей сместилось от точки «здесь и сейчас» в историческое прошлое «там и тогда». Говорится о тех, кто «убит под Москвой», «подо Ржевом», кто вышел из «окопов Сталинграда», но… дошёл до Берлина.
Между тем в «Египетской книге мёртвых» есть такой императив: «Да не забуду имени своего…» В те древние времена человек должен был узнать своё изображение, припомнить свой образ и эту память сохранять во всех своих духовных странствиях по потусторонним ландшафтам. Египтяне тогда считали, что об этом должны знать живые. Для них и была написана эта книга.
Императив «никто не забыт и ничто не забыто» у нас в стране прозвучал только в 1965 году. Надо было ждать двадцать лет, чтобы воздать должное погибшим и живым за то, что одолели врага. Победили его. Но зачем надо было так долго ждать? За это время подросло новое поколение людей, а фронтовики успели умереть от тяжёлых ран. Безногие и безрукие, увечные и больные с орденами на груди, путавшиеся под ногами, раздражавшие некоторых одним своим видом, они как-то быстро сгинули, исчезли. Тех, кто пропал без вести, кто в списках не значился — не искали. Павших в боях не захоронили всех ещё и сегодня. Лишь через 20 лет фронтовики удостоились звания «Ветеран войны» и вручения первой медали — «20 лет Победы».
Повести Константина Воробьёва («Убиты под Москвой», «Сказание о моём ровеснике», «Это мы, Господи!», «Тётка Егориха», «Почём в Ракитном радости» и другие) молодым людям неизвестны. В библиотеках о них мало кто слышал. Да и работа с читателями в библиотеках сейчас совсем не та, что была раньше. Теперь это называется «обслуживание читателей» и потому не требует формирования у читателя сопричастности с персонажами.
Влюблённость юных в подвиг народа без ориентации на самопознание, без способности откликнуться на страдания своих сверстников только укрепляет социальный нарциссизм; с коварной улыбкой Эрос предлагает молодым: «Любите самих себя!» Любите себя, говорит этот лукавый, а не Россию-матушку. И мы недавно всей страной выбирали своей Родине ещё какое-нибудь имя, из предложенных мужских имён.
Читателю, конечно, полезно знать о человеке и обществе, об ошибках, которые могут стать трагическими, превращать людей в жертвы. А ведь объективные факторы превращения миллионов людей в жертву совершенно реальны и имеют место в процессе социализации. Ошибки, допущенные в жизни, бывают и трагическими. В условиях войны, с точки зрения науки виктимологии, население воющих государств становится жертвами. И тогда мы начинаем говорить о жертвенности, близкой самоотверженности.
Мы привыкли гордиться Победой над фашизмом. Но лучше бы от этой самовлюблённости обратиться к самопознанию. В том числе через чтение умных и честных книг о Победе.
Обращаясь к истории, начинаешь понимать, что война — это чуть ли не неотъемлемая часть человеческой натуры. Но ведь и Иммануил Кант утверждал, что сама история — это летопись несовершенства, безумия, тщеславия и даже порока. Да мало ли что можно узнать в результате глубинного общения с книгами! Ведь и С. Л. Рубинштейн в своих «Проблемах общей психологии», и М. М. Бахтин в «Эстетике словесного творчества» приходили к тому, что «само бытие человека… есть глубочайшее общение. Быть — значит, общаться».
Нам бы всем научиться культуре глубинного общения с книгой. Тогда бы мы никогда не забыли о Первой мировой войне с её страшной Галицийской битвой, поставившей лицом к лицу в августе 1914 года друг против друга миллион на миллион. Тогда бы нам уже не казалась бы такой туманной и загадочной самая страшная война в России — Гражданская.
Самокритическое видение Победы, достигнутой в Великой Отечественной войне, помогло бы нам сегодня понять: войны развязываются не богами и не демонами, а обыкновенными людьми, для которых государственные цели порой стоят выше общечеловеческих.
Разум приходит в смятение, когда читаешь о гибели кремлёвских курсантов или когда видишь документальный фильм о совершенно таинственной битве подо Ржевом, равной по масштабам Сталинградской битве. Что это всё? Трагические ошибки? Скорее всего, это просто оксюморон — «безвинная вина», к чему мы уже привыкли за многие годы жизни пребывать в статусе победителей, напевая, что Она — «одна на всех» и что «мы за ценой не постоим».
Настоящая правда о войне откроется нам только тогда, когда мы создадим гражданское общество и научимся побеждать себя ради высших начал — Истины, Добра и Красоты.

С автором можно связаться:
lodic@lens.spb.ru