Людмила Гусева, научный сотрудник отдела комплектования РНБ, кандидат педагогических наук

Количество «самодеятельных» изданий растет. Многие
из них как дар поступают
в библиотеки. Но хотя
они напечатаны в типографии
и имеют форму книги, библиотекари решают немало проблем, чтобы довести эти издания до читателя.

В сознании многих читателей самиздат идентифицируется с текстами, которые не вписывались в идеологию общества в годы советской власти и поэтому переводились, переписывались и распространялись вне официальной системы книгоиздания. Об этом написано немало, в частности, можно отметить литературную энциклопедию самиздата Ленинграда.1 Временной период, охваченный авторами, доходит до начала 1990-х годов, когда на волне идеологических перемен самиздатовские произведения печатались не только за рубежом, но и в отечественных типографиях.
После смены идеологии самиздат не прекратил свое существование. Наоборот, количество «самодеятельных» книг постоянно увеличивается. Об этом можно, например, судить по дарам, поступающим в Российскую национальную библиотеку. И хотя эти произведения науки, искусства и литературы напечатаны в типографии, т. е. имеют форму книги (сброшюрованные листы бумаги с напечатанным необходимым шрифтом текстом, обложку), и на этом основании приняты в дар, в библиотеке возникает много проблем, чтобы довести подаренную литературу до читателя.
В «самодеятельных» произведениях часто отсутствуют титульный лист, аннотация, оглавление, выходные данные — обязательные составляющие любого издания. Книги и особенно альбомы без места и года издания стали обычным явлением. Формальным признаком отнесения книги к самиздату является отсутствие кода официальной регистрации книги — ISBN (International Standard Book Number). Без ISBN книга не может продаваться через торговую сеть, хотя наличие знака ISBN еще не гарантирует качества книгоиздания.
Многие из перечисленных выше недостатков характерны не только для работ авторов и различных организаций, которые сами предоставляют свои оригинал-макеты в типографию, но и для современных молодых издательств, обращающих больше внимания на коммерческую привлекательность книги (красочные иллюстрации, завлекательный текст), чем на специфику ее публичного использования. Прежде чем книга в библиотеке дойдет до читателя, она должна быть соответствующим образом обработана: описана, зашифрована, систематизирована, а значит, должна обладать всеми необходимыми для этого условиями.

Путь к публичности
В рамках проекта «Каталогизация перед публикацией» в РНБ для помощи издательствам создано специальное подразделение — агентство CIP. Его сотрудники взаимодействуют с агентством CIP Российской государственной библиотеки. Они помогают издательствам правильно оформить титульный лист, определить УДК, ББК и авторский знак, составить библиографическую запись, позволяют бесплатно пользоваться сводной базой данных Национального информационно-библиотечного центра «Либнет». Но следует добавить, что в подобной помощи нуждаются не только издательства, но и авторы, самостоятельно издающие свои книги (подробная информация о работе агентства CIP: www.nlr.ru).
К особой категории «самиздата» можно отнести литературу, которая опубликована издательством, но за счет автора. Если в издательстве работают опытные специалисты, то проблем, вроде бы, не должно быть — при подготовке к изданию будут соблюдены все необходимые правила и проставлен ISBN. Тем не менее результат публичной доступности книги и здесь зависит от того, как строятся взаимоотношения автора и издателя, поскольку издательство не занимается распространением литературы.
В этом случае, хотя автор сам и не создает оригинал-макет книги, он обязан владеть знаниями о процессах издательской и полиграфической деятельности и активно участвовать в подготовке к публикации собственной книги. В книге Антона Вознесенского «Как издать вашу книгу: В помощь автору» даются полезные советы авторам, как наладить контакты с издательствами в новых рыночных отношениях. В интернете есть сайты в помощь «самиздату» (например, http://zhurnal.lib/ru).

Почему — самиздат?
Одна из главных причин, по которой издательства не печатают книги неизвестных авторов, — коммерционализация. Издатели ориентируются на широкий круг читателей, ведь только большой тираж может принести прибыль. Научные, философские и художественные произведения, ориентированные на более узкую группу читателей, печатаются неспециализированными издательствами в том случае, если это авторитетный ученый, писатель, политик, деятель искусства и т. д., способный обеспечить тираж хотя бы 2000—3000 изданий, или за счет автора, получившего гранд из какого-либо фонда.
Молодые и неизвестные публике авторы, рассказывающие свои истории, не могут рассчитывать на офсетную печать и твердый переплет, но в состоянии оплатить печать малотиражных изданий на ризографе, а затем подарить свои произведения родственникам, друзьям, знакомым и библиотекам.
Относительная экономическая доступность печати и отсутствие цензуры привели к тому, что, начинает складываться впечатление, будто графомания охватила все население страны. Поток стихотворных излияний, мемуаров, очерков о посещаемых странах, философских эссе, художественных произведений и других осмыслений жизненных личных впечатлений и открытий в авторской верстке и одноцветных мягких обложках захлестнул библиотеки. Авторы считают, что раз книга есть в библиотеке, значит, ее будут читать, но это далеко не так — книги оседают в хранилищах. И это главная проблема «самиздата» в библиотеке, я постараюсь осветить ее подробнее.

В поисках... читателя
Рассказывание о себе, как и любая другая деятельность, требуют особого таланта и специальных знаний, в том числе и знаний, как представить себя в тексте, чтобы побудить читателя пережить опыт и чувства автора. Текст, как говорил Барт, «должен желать читателя». Авторы, в основном, приобретают эти знания опытным путем, несмотря на то, что научные и литературные редакторы издательств, как правило, направляют их в уже сложившиеся в отечественной культуре дискурсы. В издательствах, работающих с зарубежной литературой и отечественной литературой прошлых лет, для этой цели привлекается целый штат гуманитариев: переводчики, исследователи, пишущие предисловия, комментарии и рецензии. В поисках наилучшего контакта с аудиторией некоторые западные писатели сами исследуют роль читателя в повествовании, например, М. Пруст, Х. Л. Борхес, И. Кальвино, У. Эко.
Под влиянием постмодернизма, показавшего, что рассказывание различных историй и беллетристика имеют единые правила повествования, историки также начали пересматривать сложившиеся способы создания, сохранения и передачи исторической информации, которая является и средством манипуляции. Они размышляют о зыбкой границе между исторической правдой и вымыслом, о переходе профессионального исторического сознания от научной аргументации к литературной репрезентации — «воскрешению в памяти».
Что касается обыденного исторического сознания, то повествовательная форма изложения историй является его неотъемлемой сущностью, так как люди осмысливают свою жизнь и окружающую действительность в рассказе — устном или письменном, где правда и вымысел не разделяется. Как правило, они также заинтересованы в своей аудитории, которой будут близки жизненные искания автора. Язык, содержание текста и структура повествования (нарратив): сюжет, голос, точка зрения, персонажи, время — демонстрируют культурную идентификацию автора и его аудиторию.
Мераб Мамардашвили, осмысливая отношение автор-произведение, в статье «Литературная критика как акт чтения» показывает на примере Марселя Пруста, что автор как личность рождается в произведении: «...то, что он написал, есть то лоно, в котором он стал впервые действительным « Я», в том числе от чего-то освободился и прошел какой-то путь посредством текста. Мое свидетельство неизвестно мне самому — до книги. Да и жизнь я не реализовал».2
Мамардашвили верит Прусту, и он ему нравится как писатель потому, что его личный опыт жизненных переживаний совпал с опытом Пруста, восприятие действительности для него также уравнено с актом чтения, ценность которого зависит от того, что извлечешь из себя, а не от материи. Свой опыт восприятия Мамардашвили подкрепляет положениями философии. В отличие, например, от Максима Горького — основателя социалистического реализма в литературе, который охарактеризовал цикл романов Пруста «В поисках утраченного времени» как «длиннейший скучный сон человека без плоти и крови, — человека, который живет вне действительности».3
Не понял смысла повествования «В поисках утраченного времени» Пруста и его первый рецензент, отрицательный отзыв которого послужил основанием для отказа издателя печатать рукопись. А свой первый роман «Утехи и дни» М. Пруст даже опубликовал на свои деньги. Он привлек к подготовке к изданию таких известных людей как художник Мадлен Лемер, писатель Анатоль Франс, но его самиздат оказался неудачным. Если бы не философы, писатели, литературоведы, оценившие «прелести замедления» письма Пруста, он бы не стал знаменит.

О пользе критики
Чтение самиздатовской литературы показывает, что среди авторов, не имеющих опыта писательской работы и пишущих для себя любимого, да и просто больных людей, есть те, кто нашел язык и формы, делающие истории никому неизвестного человека интересными для современной читающей публики. Это авторы, которые, описывая свой жизненный путь и окружающую действительность, используют литературные формы изложения материала, гораздо более привлекательные для более широкого круга читателей, чем простое хронологическое изложение фактов, которое так нравится профессиональным историкам. И, на мой взгляд, чтобы помочь неизвестным талантливым авторам найти свою аудиторию, их самиздатовские тексты, как и любые другие, должны подвергаться не идеологической оценке, а литературно-критическому рецензированию и исследованию.
Литературно-критического исследования текстов с точки зрения читательского восприятия явно не хватает и современным отечественным библиотекарям, комплектующим библиотеки и обслуживающим читателей. Стирание границ между научным, практическим и художественным текстом, интерес к конкретному, образному мышлению, различным практикам репрезентации действительности, взаимодействию автора и читателя — это основные направления современных западных гуманитарных дисциплин, подпитывающих рассуждения критиков. Поворот критиков к закономерностям чтения, к выявлению читательских реакций на определенные тексты, воссозданию контекстов написания и использования текстов позволяет предопределить различные версии интерпретации тех, для кого предназначена литературная продукция.
Ориентация библиотекарей в своей деятельности на конкретного человека, а значит, на гуманитарные исследования, требует от них умения критически читать или хотя бы прислушиваться к тем, кто умеет это делать. В ситуации критики социальной ангажированности гуманитарных наук, приравненных к общественным, библиотекарям стоит обратить особое внимание на зависимость самих критиков литературных произведений, кинофильмов, творчества художников, артистов и т. д. от конкретных исторических, идеологических и культурных обстоятельств. Например, критик Дмитрий Бавильский в одной из своих статей на примере В. Г. Сорокина показывает «кухню» современных литературных рецензентов.4
Он пишет, что хотя В. Г. Сорокин в своих интервью и выступлениях подчеркивает, что занимается не литературой, а собственным психоанализом (поэтому реакция читателя его не интересует), его психотерапевтическое решение проблем физиологических актов получило широкий общественный резонанс. Вклад литературных рецензентов электронной сети в продвижение новомодного писателя на литературный Олимп не скрывается. Вслед за Бавильским процитируем В. Курицына: «Абсолютное число читателей Сорокина его не читают. Его читают шесть человек, действительно шесть. Остальные двести, которые элита, — не могут сказать, что они не могут этого читать, нельзя говорить. Остальные знают, что это модно, и это нужно читать. Главное — убедить читателей в том, что это нужно читать. И они будут это читать». Таким образом, современные критики пишут скорее рекламы, а не критические рецензии, так как их главная задача убедить человека купить книгу.

Каждому — свое
Мне близка позиция Бавильского, что не каждый текст, описывающий личные физиологические впечатления, чувственные ощущения, надо читать всем. Создание литературных миров основывается не только на интеллектуальных усилиях, но и психологических, физиологических импульсах. Другими словами, человек может описать в текстах все, что ему взбредет в голову, но следует ли другим это читать? Текст, попадая в «ситуацию литературоцентричности, оказывается фактом литературы, но ведь в том страна-ситуация виновата, а не тексты. Но раз это уж произошло — в журналах печатаем и на Букера выдвигаем».
Те шесть человек, прочитавших Сорокина в интернете, чтобы продвинуть автора к читателю, придали его романам антисоветский смысл, исходя из сложившейся в обществе схемы восприятия самиздатовской литературы. Таким образом, Сорокин, обладающий несомненным талантом в создании языковый игр и поиске новых компьютерных форм организации повествования, стал известным писателем. Но его творчество, попирающее человеческие ценности, не привлекательно для обыкновенного читателя, которому важно, чтобы жизненные проблемы, описанные автором, были ему близки.
Пафос моей статьи заключается не в том, чтобы ввести вновь цензуру, а в том, что далеко не каждое произведение самиздатовской деятельности, даже если оно талантливо написано с точки зрения технологии письма, требует ангажированности широкой публикой. Его могут изучать литераторы-профессионалы, психиатры, литературоведы, историки, студенты гуманитарных вузов — все те, кто научен писать и критически читать, и поэтому, согласно Ницше, не буквально воспринимает написанное. Но очень жаль, когда в недрах огромных хранилищ национальных и специальных библиотек погибают произведения неизвестных авторов, интересные широкому кругу современных читателей.
Литературно-критические исследования и ориентированное на различные читательские группы рецензирование современной актуальной литературы, в том числе и библиотековедческой, особенно зарубежной, под силу квалифицированным специалистам библиотек, многие из которых давно уже этим занимаются, хотя их деятельность в условиях «социологизации-маркетингизации» библиотечной науки воспринимается не как профессиональная, а как что-то вроде хобби. Оперируя большими цифрами, социологи выступают от имени масс и социальных институтов, конкретный человек — автор и читатель — их не интересует. Но, как доказывает теоретик нарратива Ж. Женнет, только исследуя отдельные тексты можно создать «теорию форм».
При всем разнообразии способностей и специальных знаний библиотечных рецензентов объединяет любовь к книге и чтению, редкая даже для библиотекарей начитанность. Рецензируя, они осмысливают свой опыт эстетического прочтения книги, кинофильма, театральной постановки, художественной выставки и т. п. и привлекают к чтению более широкий круг читателей. Что касается написания литературно-критических статей с применением специальных знаний, как создаются и воспринимаются произведения литературы и искусства (а именно эти работы, а не простая констатация сложившихся видов и типов изданий, нужны самим библиотекарям, издателям и всем пишущим), то это проблема профессионального образования и тема для другой статьи.


1 Самиздат Ленинграда. 1950—1980-е: Литературная энциклопедия. — М.: Новое литературное обозрение, 2003. — 629 с.
2 Мамардашвили М. Как я понимаю философию. — 2 изд. — М.: Издательская группа «Прогресс»; «Культура», 1992. — С. 155—162.
3 Горький М. Собр. соч. Т. 26. — М., 1953, — С. 256.
4 Бавильский Д. Скотомизация. — http://www.guelan/ ru/slava/writers/bav.htm